Я и сразу это понял, но как было отказаться? Или отказаться было нужно? Отрубить себе палец, в конце концов, и выбросить эту дрянь во вселенский вакуум, чтобы рассосалась. А всех вас не подвергать опасности. Я же, как безвольный запрограммированный робот, куда-то попёр. Почему подчинился? И знать бы кому? Какой-то образине, какому-то ветхому джину, выскочившему из своего заточения. Завтра же приведёшь мне своего уже старика. Или передашь ему, что я на рассвете солнца жду его на берегу озера, на пляже.

– Тут нет солнца. Тут Ихэ-Ола.

– Ихэ-Ола, кока-кола, какая мне разница! Иди. Владимир с тобою пойдёт. Ты сама-то в кого влюбилась? Ведь влюбилась!

– Нет. Нет! – она вдруг вспомнила, как Руднэй тёрся о её ухо своим перстнем. Вот тогда он и уничтожил ведущееся наблюдение, и запись была стёрта ровно с той самой минуты, как она вошла в ту оранжерею. Он знал о том, о чём не подозревала и сама Ландыш. Тролли были не просто чудаковатые люди в зелёных рубашках и прочих смешных френчах, а продвинутые люди. – Зачем же мне Владимир?

– Как зачем? Ты шутишь, что ли? Чтобы тебя защитить в случае чего. Или ты серьёзно уверовала, что они тебя полюбили? Кто бы из них тебя ни обольстил, не нужна ты никому! И не дури! Я тебя насквозь вижу.

– Кук, – Ландыш кусала губы, – я скажу… Я и сама не поверила своим глазам. Тот сын старика был с лицом Радослава.

– Что?! Ты не рехнулась ли случаем, дочка?

– Нет. Только он был совсем молодой. Но он. Хотя я знаю, что не он.

Кук опять заметался по тесному отсеку. – Я не могу сам с тобою отправиться туда. Я же несу ответственность за всех вас, за охрану звездолёта. А если они всех нас уничтожат? Заберут наш звездолёт? За ними сила огромной планеты, а что у нас есть, чтобы им противостоять?

– Да к чему им звездолёт, если они и не собираются носа высовывать за пределы созданной для них программы – их собственной планеты? Если они не создавали наших машин и не умеют ими управлять, то куда они на них отправятся? В собственные Надмирные селения? Так им по любому они гарантированы после окончания жизни тут. По-моему, их всё тут устраивает, и никакие прекрасные иные миры им не нужны. У них простора много, собственной красоты навалом. Еда вкусная, одежда роскошная, кругом цветы, домики как игрушечки, поскольку климат райский. Работают мало, отдыхают, веселятся и любят много. Собственных внутренних паразитов они уничтожили, насколько я поняла. И чем это мы, ничтожная горстка, можем им угрожать? Сам-то подумай? Не впадай в фобии, Кук. Тебя не красит страх. Они добрые люди. И уж если ты согласился выполнить поручение, кто бы ни был тот, с кем ты и вошёл в уговор, выполни обещанное и…

– Сваливаем отсюда? – завершил за неё Кук, пристально вглядываясь в Ландыш. – Договаривай. Ты же хочешь остаться в этих милых селениях? Ты хочешь остаться с тем самым лицом, от которого и потеряла свою голову. Что такое Земля для тебя? Чужой мир. Что для тебя планета, где ты выросла и где живёт твоя мать Пелагея? Бабье царство, где всякая вынуждена бороться за обладание случайно залетевшим молодцом. Где ты жила, угнетённая скучным фальшивым эдемом, и никому не нужная, кроме матери, столько самых лучших и свежих юных лет, не зная любви. Ты и Венду навязалась от затянувшейся своей печали, а он пожалел тебя. А если ты и этому без надобности? Тогда как?

– Тогда и буду думать. Да и с чего ты взял, что я уже всё решила? Разве хоть кто поставил меня перед таким выбором?

– Ага! Чуешь, что не клюнул он на тебя! Мне открыт весь твой мыслительный процесс, моя милая. Твоя взволнованность у тебя на лице, но и тоска твоя мне открыта.

– Кук, помнишь, как ты обещал мне открыть свою магию постижения человека? Подарить мне целую планету. И что? Сдержал ты своё обещание? Мне так одиноко. Мне так странно, Кук! Так страшно всё повторить, а ещё страшнее не повторить. Тот старик будет мне отцом, он дал мне такое обещание, даже не сказав о том вслух. Он наполнил меня лавиной образов моего возможного будущего. Его сын даст мне то, что так и не дал, или недодал мне тот, кто был Вендом. И он, Руднэй, а не ты, подарит мне целую планету, где я буду царицей…

Нелюбимая доченька кукушки – любимица Кука

Они, увлёкшись беседой, не заметили, как в отсек вошла маленькая Виталина, как она слушала их и вдруг закричала, как и обычно, – И я! И я буду царицей в хрустальной башне! Мне тоже подарят хрустальную башню.

– Почему же в хрустальной башне? – засмеялась Ландыш. – Неуютно жить в хрустальной башне. Совсем скоро ты окажешься на чудесной зелёной планете, где папа Кук и построит тебе настоящую башню с хрустальными окнами. Там ты и будешь ждать своего царевича. Но сначала ты должна вырасти большой.

– А кто будет царевичем? Алёша? Я по нему скучаю.

Алёша появлялся на объекте, где они жили, редко. Кук задумал дать ему серьёзную подготовку для того, чтобы при возвращении на Землю устроить его в городок, где обучались будущие космические десантники. Подготовкой Алёшки занимался Артём младший. Иногда там же с Алёшкой занимались и прочие братья. Так что Алёшка вёл жизнь вовсе ну шуточного, а самого настоящего курсанта. Иначе ему было не одолеть тот разрыв, который был между ним и его сверстниками на Земле, обучающимися с самого раннего детства.

– Зачем Алёша? На Земле полно царевичей. – Ландыш обратилась к Куку. – Зачем ты всё время держишь Алёшку с Артёмом на самом отдалённом объекте?

– Он проходит там курс обучения. Он должен научиться, хотя бы и частично, управлению звездолётом. Он будущий космодесантник. Ничему другому он уже не научится, раз попал в такие вот условия. Вика сама виновата, что обрекла его такой вот участи. Или не обрекла, а подарила ему такую возможность, – научиться быть вселенским скитальцем. Так что, милая моя дочка-царевна, придётся тебе ждать другого и уже оседлого царевича. – Кук взял Виталину на руки, – Ты зачем подслушиваешь разговоры взрослых?

– И я! И я буду космосантик, – ответила Виталина.

– А космофантиком ты не хочешь быть? Почему ты всегда и всё за всеми повторяешь? Как думаешь, Кук, не есть ли это признак её наследственной умственной отсталости, доставшейся ей от меня?

– И чего ты несёшь? – возмутился Кук, –