На самом деле всё только что произошедшее было лишь спектаклем, придуманным для того, чтобы напугать солдат и укрепить дисциплину. Спектакль состоял в том, что солдата расстреляли холостыми патронами! И чтобы ложность этой казни сохранялась в секрете как можно дольше, наш командир поручил осуществление её унтер-офицерам, которым выдали патроны, содержавшие только порох. Но поскольку для наибольшей полноты иллюзии солдаты должны были увидеть труп, Экзельманс велел улану, призванному играть эту роль, как только в него выстрелят, броситься лицом на землю, притвориться мёртвым и следующей ночью скрыться из армии, одевшись крестьянином и имея при себе немного денег, выданных ему для этой цели! Однако солдат, хитрый гасконец, очень хорошо понял, что генерал Экзельманс превышал свои полномочия и не имел права расстреливать без суда, а также отправлять его прочь из армии без оформления отпуска. Поэтому он после выстрелов остался стоять и отказался уходить, соглашаясь на это только в том случае, если ему выдадут подорожную, гарантировавшую ему, что жандармерия его не арестует в пути!

Узнав, что взрывы смеха 24-го полка конных егерей были вызваны спором между генералом и мнимым покойником, я не захотел, чтобы мой полк участвовал в этой комедии. Эта комедия, с моей точки зрения, ещё больше подрывала дисциплину, чем те её нарушения, какие при этом пытались наказать или предотвратить. Поэтому я приказал моим эскадронам развернуться и, пустив их вскачь, увёл от этой неприятной сцены, дав им указание вернуться в лагерь, где велел спешиться. Этому примеру последовали все бригадные генералы и все полковники дивизии. Экзельманс, в конце концов, остался один с ненастоящим мертвецом, спокойно отправившимся по дороге к бивуаку, где сразу по прибытии принялся есть суп вместе со своими товарищами, которые вновь принялись громко смеяться.

Во время нашего пребывания на Пильницком плато неприятель, особенно русские, получил многочисленные подкрепления под командованием генерала Беннигсена. Всего он привёл не менее 60 тысяч человек. Это были корпуса Дохтурова, Толстого и резервный корпус князя Лобанова. Этот резерв прибыл из мест, расположенных за Москвой, в его рядах насчитывалось очень большое количество татар и башкир, из вооружения имевших только луки со стрелами.

Я никогда не мог понять, с какой целью русское правительство привело из такой дали, ценой огромных расходов большие массы необученных всадников, не имевших ни сабель, ни пик и никакого огнестрельного оружия. Поэтому они не могли сопротивляться регулярным войскам и годились только на то, чтобы истощать местность и вызывать лишения и голод среди регулярных корпусов своей же армии. Наших солдат совсем не устрашил вид этих полудиких азиатов, мы называли их Амурами, потому что и у тех были луки и стрелы.

Однако эти вновь прибывшие, ещё незнакомые с французами, были подстрекаемы своими командирами, почти столь же невежественными, как и они сами, и ожидали, что мы обратимся в бегство при их приближении. Им не терпелось войти с нами в соприкосновение, и с самого первого дня прибытия на позиции перед нашими войсками они устремились на наших солдат бесчисленными толпами, однако везде были встречены ружейным огнём. Эти омерзительные уродливые дикари, естественно, мгновенно обратились в бегство и оставили на поле битвы большое количество убитых.

Эти потери вовсе не усмирили их пыл. Казалось, они ещё больше возбудились. Двигаясь без всякого порядка, используя любые переправы, они непрерывно гарцевали вокруг нас, были похожи на осиный рой, отовсюду ускользали, и нам становилось очень трудно их догонять. Но когда нашим кавалеристам это удавалось, они безжалостно и во множестве убивали башкиров, ведь наши пики и сабли имели громадное преимущество над их стрелами. Тем не менее, поскольку атаки этих варваров не прекращались и русские поддерживали их атаки с помощью гусарских отрядов, чтобы использовать беспорядок, который могли создать башкиры в нескольких пунктах нашей линии, император приказал генералам удвоить бдительность и чаще посещать наши передовые посты.

Однако с обеих сторон уже готовились возобновить военные действия, прекращённые, как я сказал, не по какой-то договорённости, а только де-факто. В нашем лагере царило полное спокойствие. Когда однажды утром, по привычке, в одном белье я собирался бриться на свежем воздухе перед маленьким зеркальцем, прибитым к дереву, я вдруг почувствовал, что кто-то хлопнул меня по плечу! Поскольку я был среди солдат моего полка, я быстро обернулся, чтобы узнать, кто же позволил себе такую фамильярность по отношению к своему полковнику… И я увидел императора, который, желая побывать на соседних со мной позициях, оставаясь не замеченным противником, явился к нам на пост с одним лишь адъютантом. Не имея при себе никакого отряда гвардии, император приказал следовать за собой эскадронам, которые равными частями отбирались во всех полках дивизии. По его приказу я принял на себя командование этим эскортом и весь день следовал за ним, радуясь его расположению ко мне.

Мы уже собирались вернуться в Пильниц, как вдруг заметили множество башкир, мчавшихся на нас со всей скоростью, на какую только были способны их маленькие татарские лошадки. Император, который впервые видел этих экзотических воинов, остановился на холмике и попросил, чтобы постарались взять нескольких башкир в плен. Я приказал двум эскадронам моего полка спрятаться за лесочком, а остальные продолжали двигаться дальше. Эта хорошо известная хитрость не обманула бы казаков, но с башкирами она полностью удалась, поскольку они не имеют ни малейшего понятия о войне. Они прошли возле лесочка, не послав туда на разведку хотя бы несколько человек, и продолжали преследовать нашу колонну, когда вдруг наши эскадроны внезапно атаковали их, убили многих и взяли в плен около 30 человек.

Я приказал привести их к императору. Он, рассмотрев их, выразил удивление, вызванное у него видом этих жалких конников, которых посылали, не дав им другого оружия, кроме лука и стрел, сражаться против европейских солдат, имеющих сабли, пики, ружья и пистолеты! Эти татары и башкиры выглядели как китайцы и были одеты в очень странные костюмы. Как только мы вернулись в лагерь, мои кавалеристы начали развлекаться, заставляя башкир пить вино. Пленники в восторге от такого хорошего приёма, столь нового для них, очень быстро опьянели и стали выражать свою радость гримасами и прыжками, настолько необыкновенными, что гомерический хохот овладел всеми присутствующими, в том числе и самим Наполеоном!

28 сентября император произвёл смотр нашему армейскому корпусу и представил мне свидетельство своего действительно исключительного благорасположения, потому что он, очень редко дававший кому-нибудь несколько наград одновременно, в одно и то же время сделал меня офицером Почётного легиона, бароном