– Я все понимаю, – прошептал Аркл в ответ, – и уже многим рискнул ради того лишь, чтобы ты была моею хотя бы на час, и готов рисковать еще. Я люблю тебя и, если нужно, готов пожертвовать своей жизнью.

Она вздрогнула всем телом, издав радостный вздох облегчения, словно бы освободилась от тяжкого груза.

– Ну что же, значит, так тому и быть. А теперь клянись.

– О Тень, я клянусь тебе в этом.

– Хорошо, о Странник. Тогда и я, в свою очередь, тоже… – начала Энгои, но не промолвила больше ни слова, ибо Кенека набросился на нее, как леопард на косулю. Видимо, пока все были увлечены зрелищем, ему удалось ускользнуть от стражников. Уж не знаю, каковы были намерения этого злодея. Вероятно, он хотел насильно увезти Тень прочь, надеясь на поддержку своих сообщников, или даже убить ее из ревности, лишь бы только не видеть в объятиях счастливого соперника.

Однако далее события приняли неожиданный оборот. К своему стыду, я был застигнут врасплох и не успел ничего предпринять. Жрецы тоже изумленно застыли. Аркл, который в этот момент стоял на коленях, вряд ли сумел бы подняться без посторонней помощи. Лишь чьи-то белые фигурки стремительно отделились от алтаря. Скорее всего, это были девы, прислужницы Тени, однако они появились так неожиданно, что их вполне можно было принять за таинственные тени, рожденные воображением, или за больших белокрылых птиц, прилетевших на свет костра. Так или иначе, они вроде бы совсем ничего не сделали, просто появились и тут же снова пропали. Однако я заметил их лишь краем глаза, ибо все мое внимание было приковано к тому, что происходило между Тенью и Кенекой. Заметив его, женщина испуганно вскрикнула, но потом вдруг вся преобразилась: выпрямилась в полный рост, лицо ее посуровело, а страх сменился гневом. Энгои простерла в его сторону свой маленький скипетр и воскликнула:

– Я проклинаю тебя!

Ее слова и жесты, а может, и еще что-то недоступное моему глазу, вроде белых призраков, произвели на Кенеку сильное впечатление. На ум мне невольно пришел леопард. Приходилось ли вам наблюдать реакцию этого зверя на выстрел? Нет, я имею в виду не смертельный выстрел, а тот, который останавливает хищника, словно бы парализует, лишает храбрости, заставляя содрогаться и убегать в безопасное место. Если вам знакома подобная картина, то вы легко можете представить, как повел себя в тот момент Кенека.

Негодяй застыл как вкопанный, причем так внезапно, что, успев сделать шаг-другой, не удержался на ногах, рухнул на помост и весь как-то вдруг съежился и стал меньше, как будто из него выкачали воздух. А затем, отчаянно вскрикнув, вновь вскочил на ноги, опрометью бросился вниз по ступеням алтаря и растаял во мраке. Мне показалось, что призрачные фигуры пустились за ним вдогонку, но не поручусь, что это и впрямь было так: знаю лишь, что Кенека скрылся с глаз в каком-то белом тумане.

Сказать по правде, я особо не всматривался, потому что в этот момент поднявшийся в полный рост Аркл вскрикнул от боли. Обернувшись, я тотчас увидел, что Тень исчезла.

– Куда она подевалась? – спросил я.

– Не знаю, – ответил он, – кажется, какие-то женщины пришли и увели ее с собой, хотя в такой неразберихе запросто можно ошибиться.

Тут собравшимся велели расходиться. Мы спустились по ступеням в сопровождении Кумпаны и остальных жрецов. Аркл опирался на мое плечо и громко сетовал, что ему запретили следовать за Тенью. У подножия лестницы наши пути разошлись: его увели неизвестно куда, а меня проводили обратно в гостевой домик.

– Мы непременно встретимся завтра! – крикнул он мне вслед, а я ответил, что буду с нетерпением ждать встречи. После чего Аркл и его свита исчезли в темноте.

– Баас, – обратился ко мне Ханс, когда я уже раздевался перед сном, – а жаль, что абанда в прошлый раз не поймали Рыжего быка.

– Почему это? – спросил я устало.

– По двум причинам, баас. Если бы его тогда убили, он спасся бы от множества неприятностей, в которые теперь угодил, как муха в паутину. Вы же знаете, баас, есть такой паук, который своим укусом усыпляет жертву на несколько дней или даже недель, а потом съедает. Муха чувствует себя вполне довольной – до тех пор, пока ее не начали есть. Тогда она просыпается и начинает отчаянно брыкаться, да только все без толку, потому что крылышки-то тю-тю. Помяните мое слово, баас, точно так будет и с Рыжим быком. Прекрасная паучиха уже приручила его и одурманила. Он будет счастлив… пока не проснется и не поймет, что остался без крылышек. И тогда дабанда принесут его в жертву или устроят еще какую-нибудь пакость. Вот какая первая причина, баас.

Я и забыл, сколько мудрости бывает в циничных замечаниях и образных метафорах Ханса. А ведь готтентот прав: безусловно, Аркл угодил в опасную паутину. Посудите сами: что теперь ждет его, белого человека из благородной семьи, культурного, образованного и, не будем забывать, христианина? Его полюбила некая таинственная туземная красавица, а он сам просто обожает ее, и вскоре они, судя по всему, вступят в брак. Все это было бы прекрасно, если бы только Аркл мог взять избранницу с собой на родину, обвенчаться там с нею и прожить долгую и счастливую жизнь. Но что же мы видим в реальности? Возвращение в Европу невозможно, об этом и речи нет; так что после скрепления их союза Аркл останется в этой варварской стране до конца дней своих.

Но и это бы еще полбеды, если бы не бытующие у дабанда суеверия, странные и опасные. У меня не имелось возможности хорошенько во все вникнуть, но, как я понял из слов невесты Аркла, речь идет об их неминуемой гибели, причем не в каком-то отдаленном будущем, но в скором времени. Если я подниму этот вопрос, то мой друг наверняка возразит, что его честно предупредили, что он не считает цену чрезмерной и готов сполна заплатить за свое счастье. Но с другой стороны, Аркл вряд ли был сейчас в состоянии рассуждать здраво. А я – и как его соплеменник, и как человек, имеющий кое-какой жизненный опыт, – не мог спокойно смотреть, как этот безрассудный человек идет навстречу собственной гибели.

Однако я не стал делиться этими соображениями с Хансом и ограничился лишь тем, что поинтересовался:

– А какова же вторая причина?

– О баас, – вздохнул готтентот, – если бы Рыжий бык ушел с дороги, вы могли бы занять его место. Может, правда, это еще и произойдет: вдруг Кенека изловчится и все-таки убьет его или жрецы разочаруются в Страннике. И тогда вы станете мужем Тени.

– Вот спасибо, и что потом?

– А потом, как счастливые супруги, вы заживете на острове, в самом лучшем доме. Что, разве плохо? Узнаете, где дабанда прячут золото и прочие драгоценности. Все это наверняка тут, на острове, баас, а эти чудаки ничем не пользуются, потому что древние сокровища для них священны и лежат там уже сотни или тысячи лет.

– Допустим, я найду эти сокровища, если они, конечно, существуют. Что дальше?

– Как – что? Вы украдете их, баас, и убежите, а женушке оставите пустые сундуки. Думаете, что провернуть это очень трудно? Не беспокойтесь, Ханс сам все устроит. Жрецов можно подкупить, баас, и это вовсе не будет грехом. Добрым христианам вроде нас с вами, – добавил он, забыв всякий стыд, – не стоит беспокоиться об этих богохульниках: вы же видите, они тут все якшаются с дьяволом. Ну до чего же славно все устроится: мы вырвемся отсюда, станем богатыми и заживем припеваючи. Но, увы, – и он тяжело вздохнул, – это всего лишь мечта, потому как Рыжий бык встал у нас на пути. Впрочем, – тут готтентот просиял, найдя выход из тупика, – мы можем заключить с ним сделку и потом честно поделить все на троих.