Спорить с Хансом было бесполезно, так как его безнравственность, истинная или напускная, выходила за рамки здравого смысла. Поэтому я лишь сказал:

– Да не надо мне никаких сокровищ, Ханс. Мне бы только ноги отсюда унести подобру-поздорову. Разве ты не слышал все эти разговоры о грядущей войне?

– Как же, баас, слышал. Кенека с самого начала все знал. Поэтому он и привел вас.

– Что ж, Ханс, если война и впрямь будет, то у немногочисленного племени дабанда нет никаких шансов против воинов абанда.

– Может, и так, баас. Да вот только абанда будут сражаться не силой копий, а при помощи магии. В этой стране она в чести. Баас видел, как скрутило Кенеку, когда его прокляла жрица Энгои? Он весь скривился, как будто она ударила его ногой в живот, и мигом убежал. А ведь негодяй собирался похитить ее с помощью сообщников, которых у него наверняка много. Ясное дело, она заколдовала его, баас.

– А по-моему, – ответил я, пожав плечами, – Кенека просто перепугался и почувствовал угрызения совести. Но одного я никак не пойму: зачем эти люди позвали Кенеку обратно, если так не любят его? И с какой стати Белая Мышь уговаривала нас спасти его?

– О, тут все непросто, баас. Пока Кенека считался будущим вождем, согласно местному закону, никто не мог занять его место. Вот одна причина, а другая состоит в том, что никто, кроме него, не мог привести вас в эту землю. К тому же, баас, сама Тень сказала, что Кенека должен был прийти в родные края, чтобы исполнилось какое-то старинное пророчество. Никогда не знаешь, что на уме у этих дабанда, людей-призраков, и чего от них ожидать.

– Согласен. Но мне все-таки хотелось бы знать, жив ли наш приятель Кенека.

– Я почти уверен, что он жив, баас. Наверняка друзья помогли Кенеке раствориться в толпе; впрочем, проклятия Королевы теней последовали за ним. Кажется, я даже видел, как они упорхнули следом, будто белые совы. Помяните мое слово, баас: мы еще услышим о Кенеке.

И Ханс, как обычно, оказался прав.

После той бурной ночи жизнь в городе дабанда текла размеренно. Почти целых две недели не случалось ничего примечательного.

Отдохнуть было нелишне, ведь долгое путешествие изрядно меня утомило. Климат острова, хоть и жаркий, но довольно приятный, идеально подходил для того, кто желает насладиться покоем. Однако мой ум никогда не дремлет, и я воспользовался передышкой, чтобы побольше разузнать как о самих дабанда, так и об их врагах, абанда. В общей сложности мне удалось раскопать не так уж и много. Кумпана и остальные жрецы и члены Совета частенько ко мне заглядывали и охотно говорили на многие темы, однако действительно полезной информации в их туманных речах оказывалось ничтожно мало.

От жрецов я, в частности, узнал, что Кенека сбежал, «сделавшись невидимым». Безусловно, темнота помогла ему совершить это чудо. Где он сейчас, дабанда не знали; возможно, негодяй предал их и перешел на сторону абанда, хотя о таком чудовищном преступлении здесь не слыхивали с начала времен. Кенека также мог вернуться туда, откуда пришел, или даже умереть от проклятия Энгои. Впрочем, в последнем жрецы сомневались, полагая, что, будучи сам колдуном и посвященным, он сумеет защититься.

Не увенчались успехом также и мои попытки выяснить, когда начнется война. На мой прямой вопрос они ответили, что не знают этого, но, безусловно, «все произойдет в свой срок».

О даме, именуемой Тенью, которую я видел возле алтаря, мне тоже не открыли ничего определенного. Мои собеседники уверяли, что якобы и сами не ведают, почему она имеет белую кожу и красотой превосходит других женщин. Такими уж из поколения в поколение рождались все обитательницы озера. Так сказать, фамильная особенность. Сия загадочная дама обитала на острове в окружении нескольких дев. Там имелось несколько старинных зданий, некогда возведенных людьми, чьи имена давно забыты. Однако более никаких подробностей жрецам известно не было. По закону никто не смел ступить на заповедный остров, кроме мужа Энгои после скрепления их союза.

Наконец я оставил попытки что-либо выведать, так как местные определенно не желали со мной откровенничать. Тогда я решил перейти к наблюдениям. Мне позволили разгуливать по земле Моун в сопровождении Ханса, но я так и не увидел ничего достойного внимания.

Повсюду были разбросаны малонаселенные деревушки, а вокруг простирались возделанные поля и пастбища, на которых паслись небольшие коровы и козы. Однако овец дабанда не разводили: они попросту не прижились бы в таком жарком климате. Земля здесь была необычайно плодородной, однако для обработки ее требовалось гораздо большее количество рук, чем имелось в наличии, а потому обширные территории были отданы диким зверям, кроме тех, что могут причинить зло человеку.

Животные тут были на удивление ручными, и люди ходили среди них, как Адам и Ева в Эдемском саду. Я спрашивал Кумпану и остальных, как им удалось так подружиться с братьями нашими меньшими. Они ссылались на заклятие, якобы наложенное на зверей, а также объясняли, что местные жители никогда не причиняют животным вреда и не употребляют их в пищу – это было категорически запрещено. (То же самое мне когда-то рассказывал и брат Амвросий.) Тогда я впервые узнал, что дабанда верят, будто после смерти души некоторых их соплеменников переселяются в диких зверей. А иногда это, напротив, случается еще до рождения. Вот почему на убийство зверей было наложено табу: кому же захочется направить копье на свою бабушку или на будущего ребенка.

Вспомнив о слонах, которых мы встретили по дороге сюда, я спросил, как Кенеке удалось ими управлять. Кумпана ответил, что эти слоны или их предки некогда жили в земле Моун, откуда их изгнали – как он выразился, «попросили уйти, ибо те творили злодеяния, коим несть числа».

Вообще-то, у многих африканских племен существует табу на тех или иных животных, но чтобы всю дичь объявляли запретной, как было заведено у этих звездопоклонников, – такого мне прежде слышать не приходилось. Полагаю, дело в том, что все прочие племена не были так хорошо обеспечены пропитанием, как малочисленные дабанда, вот им и приходилось охотиться. Дожди и потоки сделали местную почву исключительно плодородной и не требующей особой обработки. Она давала в изобилии урожаи кукурузы, корнеплодов и овощей, а коровы и козы – предостаточно молока. Поэтому народу дабанда не было нужды рисковать и утруждать себя охотой, и со временем животные, не знавшие выстрелов, стали для них ручными и священными.

Посмотрев всю страну, поскольку выходить за пределы кратера мне запретили, я почувствовал непреодолимое желание исследовать заповедный лес и священное озеро Моун.

Поначалу, услышав эту мою просьбу, Кумпана старался сменить тему. И вот наконец в полнолуние старик согласился проводить меня через лес к озеру, чтобы я мог взглянуть на него при свете луны. По его словам, ходить в лес ночью считается для любого человека меньшим преступлением, чем смотреть на озеро при свете дня.

Разумеется, я сразу ухватился за эту возможность, и, как только взошла луна, мы отправились в путь. Мы – это Кумпана, я и Ханс, которого старик сперва не хотел брать с собой. Он уступил, лишь когда я наотрез отказался идти один, а Ханс, со своей стороны, заметил на ломаном арабском, что у него есть привычка стрелять в любого, кто пытается разлучить его с баасом.