Когда я вернулся к своему месту в вагоне, постель еще не была прибрана, и негр-служитель сказал, что постели убираются там в то время, когда пассажиры идут в вагон-ресторан или по особому указанию пассажиров.

Вагоны были громадными пульмановскими, каких я еще никогда не видел; по концам вагонов, кроме уборных, было еще по одному купе на двух человек, за получение коих требовалась особая, довольно значительная доплата.

Поезд был чрезвычайно комфортабельно и роскошно устроен. Был особый вагон с ванными. Большой вагон-ресторан. Последний вагон был оборудован как курительная и читальня. Была довольно большая библиотека; сзади последнего вагона имелась большая открытая по сторонам площадка с креслами; с этой площадки (как бы балкона) можно было любоваться окрестностями.

Во всех вагонах были устроены в коридорах особые резервуары с питьевой (ледяной) водой. Лед накладывался в особые холодильники через отверстия на крышах несколько раз в день при остановках на станциях. Служители-негры целый день обходили вагоны и отовсюду стирали пыль и чистили щетками платье и обувь пассажиров. Вообще же безукоризненно выдрессированные и очень чисто одетые служители производили очень хорошее впечатление.

Кормили в вагоне-ресторане хорошо и брали сравнительно недорого. Завтрак стоил один доллар, обед – полтора доллара, утренний кофе с легким утренним завтраком – один доллар.

От Чикаго на запад в полосе примерно в 75—100 верст кругом были видны дымящиеся трубы различных заводов и фабрик. Получалось впечатление как бы сплошного фабричного района. Я наблюдал только начало этой полосы по освещенным окнам заводов и фабрик. О ширине этой полосы и о том, что она действительно является фабричным районом, мне говорил один из моих спутников по вагону.

Когда я проснулся 20 октября, то никаких фабрик и заводов не было видно. По сторонам дороги тянулись сплошные поля. Всюду видны были разбросанные среди полей и небольших рощ фермы. Мне сказали, что в этом районе сеется главным образом пшеница и кукуруза.

Больших городов по пути не было. Поезд останавливался на станциях около маленьких городков, которые, как мне объяснили, обслуживают разбросанные кругом фермы. Городки эти соединены шоссейными дорогами с фермами и имеют в своих магазинах все необходимое для ферм, а фермы доставляют в эти городки свои продукты.

В городках имеются электрические станции, подающие энергию на фермы, имеются элеваторы для хлеба. Как мне объяснили, обыкновенно имеется два элеватора: один казенный, данного штата, а другой частный. На казенный принимается хлеб с выплатой вперед только части стоимости хлеба, а окончательный расчет производится после продажи хлеба с элеватора; за хлеб же, сдаваемый на частный элеватор, деньги уплачиваются за весь хлеб полностью, но по ставке более низкой, чем можно рассчитывать получить, сдавая хлеб на казенные элеваторы.

Со второй половины дня 21 октября стали попадаться большие пространства совершенно не обработанной земли, а затем пропали все признаки сельскохозяйственной культуры. Кругом тянулись необозримые пространства степей-прерий; кой-где, около небольших станций, я видал небольшие поселки и загоны для скота; видал и несколько больших стад скота. Явно, что это резервуар еще не обработанной земли, который служит пастбищами для скота.

В ночь на 22 октября мы перевалили через Скалистые горы (в этом районе, по-видимому, невысокие). Проезжали ночью, и я не видел ни гор, ни окрестностей. 22 октября мы пересекали громадные солончаковые пространства, являющиеся прекрасными пастбищами для овец. По сторонам дороги было видно много больших отар овец.

Во второй половине дня 22 октября мы пересекли громадные соляные озера. Железная дорога шла по сплошному свайному мосту, очень невысоко возвышавшемуся над водой. Кругом, насколько хватало глаз, видна была сплошная вода. Наш крымский Сиваш – жалкое озерко по сравнению с этим Соленым Озером. Каких размеров (какого протяжения) этот свайный мост – не знаю, но поезд шел больше часа.

23 октября пейзаж резко изменился. Поезд шел по холмистой местности, появилась зелень, появились сады. Мы приближались к горам Сьерра-Невада, за которыми уже тянулась Калифорния. Кругом было очень красиво.

Горы мы пересекли ночью; я их не видел. Но мне говорили, что они в этом месте невысоки.

Утром 24-го мы подошли к заливу, огибающему Сан-Франциско с севера и востока. Тогда еще не существовало железнодорожного моста через этот водный перешеек, и поезд был передан на другой берег при помощи громадного парохода-парома.

Около полудня 24 октября я прибыл в Сан-Франциско. С вокзала поехал в рекомендованный мне русский пансион и сразу попал в «российскую обстановку».

Вечер я провел один в отведенной мне комнате в пансионе (несмотря на попытки хозяина пансиона, русского офицера, увлечь меня в общую гостиную, где, по-видимому, собрались многие из постояльцев пансиона) и отошел от впечатлений железнодорожного путешествия. А путешествие это (в четыре дня пересечены Соединенные Штаты с востока на запад) произвело на меня действительно сильное впечатление. Грубо получалась такая схема: восточная полоса, примерно в 200 верст ширины; зона фабричная; далее идет широчайшая зона высокой сельскохозяйственной культуры; затем громадная полоса запасной целины (еще нетронутой земли), дающая в будущем возможность расширить сельскохозяйственную зону, а пока служащую для разведения скота; потом солончаковая зона для овцеводства; затем опять культурная зона сельского хозяйства; полосы фруктовых садов и виноградников. Наконец, к морю – опять фабричные оазисы. Получалось впечатление колоссального богатства и громадной мощи.

25 октября я посетил нескольких русских военных, которых я знал раньше, а обедал у местного священника отца Владимира Саковича, к которому меня просил зайти митрополит Платон перед моим отъездом из Нью-Йорка.

Отец Владимир Сакович пригласил на обед еще нескольких русских (я их почти всех знал раньше), и я в очень уютной обстановке провел вечер. По рассказам собравшихся я вынес впечатление, что в Сан-Франциско русские жили более сплоченно и более дружно, чем то, что мне приходилось наблюдать в Нью-Йорке.

Наперебой мне рассказывали о масонском съезде в Сан-Франциско осенью 1923 года и о торжественной процессии масонов, которая тогда прошла по всем главным улицам Сан-Франциско. Россиян поразили различные колесницы разных масонских лож с их эмблемами и группами сопровождавших колесницы масонов в парадных масонских костюмах.

Мне рассказывали, что была колесница ордена Великого востока, на которой якобы развевался плакат с указанием, что Великий Мастер ложи направлял в свое время течение французской Великой революции.

26 и 27 октября я посвятил осмотру Сан-Франциско, приобретению билета на проезд в Иокогаму и на все необходимые формальности.

Сан-Франциско мне понравился. Город с красивыми по архитектуре зданиями, много зелени. Нет той сутолоки и грома, которые делают жизнь в Нью-Йорке очень неприятной. В городском парке в Сан-Франциско имеется очень большое озеро, на котором есть островки и местами заросли камыша. Охота на этом озере воспрещается, и на нем во все времена года очень много диких уток, а во время перелетов, говорят, прямо черно от уток. Периодически на берегах этого озера городом, как мне говорили, устраиваются своеобразные празднества: по вечерам на берегах собираются девушки в театральных и балетных костюмах и под музыку танцуют с гирляндами цветов и переплетаются в танцах в различные фигуры.