В православной миссии в Токио богослужение производилось в 1924 году во временной деревянной церкви, привезенной в конце 1923 года в Токио откуда-то из провинции и установленной во дворе миссии недалеко от собора, разрушенного землетрясением 1923 года и еще не восстанавливаемого, так как на это требовались очень крупные средства, которых не было в распоряжении миссии.

Епископ Нестор и я пришли в церковь перед самым началом богослужения. Архиепископ Сергий служил чрезвычайно хорошо и благостно.

Когда я подошел к Кресту и под благословение архиепископа, я получил приглашение зайти к нему и позавтракать. Завтракали мы втроем: архиепископ Сергий, епископ Нестор и я. Епископ Нестор меня предупредил, что стол у него всегда очень хороший и обильный; что владыка очень обижается, если гости не съедают того, что им накладывает на тарелки сам хозяин.

Действительно, завтрак (скорей, обед) был и вкусный и обильный. Владыка мне сказал: «Я сам люблю поесть и люблю, когда мои гости не отказываются, но насчет напитков я слаб. Если вы

любите хорошее вино и хороший коньяк, то епископ Нестор поддержит вам компанию. Он толк в вине понимает и не боится много выпить; на него вино как-то не действует».

Архиепископ Сергий мне очень понравился. Он оказался очень образованным, начитанным и умным человеком. Как собеседник он был чрезвычайно интересен. Но никаких разговоров на политические темы он не вел; он очень тонко и умело их отводил. Епископ Нестор меня потом еще раз предупредил, что архиепископ Сергий боится таких разговоров, ибо об этом сейчас бы было донесено японским жандармским (охранным) властям и были бы неприятности.

В течение моего пребывания в Токио (до конца декабря 1924 г.) я по два раза в неделю завтракал у архиепископа Сергия и с громадным удовольствием с ним разговаривал. Он много рассказывал мне о землетрясении 1923 года, о чем я скажу дальше.

Перед Рождеством владыка как председатель церковного совета был занят подготовкой устройства елки для детей православного прихода. Помогали ему покупкой украшений для елки, подарков детям и устройством собственных украшений две очень милые японки.

На меня произвело впечатление, что православным приходом в Токио владыка очень занят, очень много отдает на него своих сил и заботы и всячески старается приласкать японцев. Но о приходах вне Токио и о своей для них работе он мне ничего не говорил. Думаю, что это происходило по причинам, о которых я упомянул выше и о которых мне говорил епископ Нестор. Но, как я уже отметил, впоследствии я узнал, что отношения архиепископа Сергия со всеми православными японскими приходами наладились и установилось полное доверие и понимание между пастырем и прихожанами.

На следующий день после посещения архиепископа Сергия я отправился в русское посольство, чтобы нанести визит и познакомиться с оставшимся в Токио заместителем бывшего русского посла.

Последний русский посол в Японии, Крупенский, после гибели адмирала Колчака и фактического провала Белого движения в Сибири оставил свой пост посла в Японии и уехал в Италию. В Токио своим заместителем он оставил бывшего советника посольства Абрикосова. Абрикосов (принадлежал к семье Абрикосовых, владевших известными в России конфектными фабриками и крымской фабрикой по приготовлению засахаренных фруктов), по-видимому, привык к Токио, любил свой уклад жизни в японской столице; был в хороших отношениях с дипломатическими представителями других стран; по-видимому, благодаря своему уму, образованности и хорошим средствам пользовался известным значением в дипломатическом кругу. Проводя значительную часть времени в дипломатическом клубе в Токио, он так привязался к условиям своей жизни в Токио, что его никуда не тянуло, и он с удовольствием остался в Токио после отъезда Крупенского.

Ко времени моего приезда в Токио Абрикосова несколько волновали вопросы о приближавшемся признании Японией советской власти (в это время в Пекине велись переговоры японцев с советским послом в Китае Караханом), но он решил не уезжать из Токио, а, перейдя на частное положение, продолжать по возможности прежнюю и привычную ему жизнь. Не знаю, насколько это ему удалось и остался ли он в Токио надолго. С 1928 года я никаких сведений о нем не имею.

Все иностранные посольства имели свои экстерриториальные участки в северной части Токио – на возвышенностях (правильнее говоря, в холмистом районе), примыкавших к северо-восточной части территории, на которой расположены Императорские дворцы (дворцы Микадо и дворцовые службы). Этот район очень живописен и весь в зелени. Участок русского посольства – один из лучших и достаточно обширный.

Здание посольства, недурной архитектуры, было расположено в саду. Рядом с ним тянулось одноэтажное и малопрезентабельное здание военного агента и его канцелярии.

Во время землетрясения 1923 года район посольств пострадал меньше городских районов, расположенных на более низменной площади. Но все же здание русского посольства дало несколько серьезных трещин и задняя часть здания даже обвалилась.

Абрикосов, несмотря на то что здание представляло безусловную опасность и при самом незначительном толчке могло рухнуть, остался жить в посольстве, но только перенес свою кровать и письменный стол в гостиную посольства, которая хотя и имела трещины, но была как будто несколько надежней.

Встретил меня Абрикосов очень любезно, но определенно холодно. Я ясно почувствовал, что он давал мне понять: «С вами как А.С. Лукомским я рад познакомиться и с удовольствием окажу вам, как соотечественнику и путешественнику, мое возможное содействие, но если вы вздумаете заниматься политикой, то на мою помощь не рассчитывайте, ибо она бесполезна, а мое здесь положение может быть скомпрометировано». Я его успокоил, сказав, что вмешивать его в какие-либо политические комбинации я не собираюсь.

Да, в первую минуту нашей встречи произошло еще следующее: приняв меня в своем кабинете-спальне, после обмена фразами знакомства он указал на трещины потолка и карнизов и сказал: «После землетрясения наше здание не особенно прочно, но я все же решил продолжать в нем жить и работать. Если вы не опасаетесь возможного обвала, то разрешите вас принять здесь». На это я заметил, что вполне одобряю проявление им мужества, но что меня удивляет, что ему дает основание предполагать, что его гость боится с ним беседовать в его последней квартире.

Он обернул все это в шутку, и впоследствии при нескольких наших встречах у нас не происходило никаких недоразумений.

От Абрикосова я прошел к исполняющему должность военного агента подполковнику Осипову154. Этот офицер ничего интересного не представлял.

После землетрясения 1923 года город еще не был приведен в порядок и разрушенные каменные здания не были отстроены. Всюду развалины, кучи мусора, улицы перерыты, шли новые постройки. Получалось впечатление, что город пережил какую-то страшную катастрофу.