– Немногое. Она все еще очень сдержанна со мной. А я очень прям. Я просто передал ей, что ты без нее скучаешь.

– А она?

– Ничего. – он улыбнулся. – Но она очень мило краснеет. – он вздохнул и снова посерьезнел. – И потом я прямо спросил, не пугал ли ее еще кто-нибудь. Она расправила маленькие плечи и сжала зубы, как будто я пытался что-то впихнуть ей в рот. Она сказала, что благодарна мне за участие, но может сама позаботиться о себе. – Понизив голос, он поинтересовался: – Как ты думаешь, попросит она помощи, если ей понадобится?

– Не знаю, – признался я, – у нее собственные представления о мужестве и собственный способ драться. Она поворачивается и идет прямо навстречу врагам. Что до меня, то я пытаюсь извернуться и подойти к ним с тыла. Иногда она заставляет меня чувствовать себя трусом.

Баррич встал и с хрустом потянулся.

– Ты не трус, Фитц. Тут я за тебя поручусь. Может быть, ты просто лучше ее понимаешь, что происходит. Жаль, что мне тебя нечем успокоить. Я буду заботиться о ней. Настолько, насколько она мне позволит. – он искоса взглянул на меня. – Хендс сегодня спросил, кто эта хорошенькая леди, которая приходит ко мне так часто.

– Что ты сказал ему?

– Ничего. Просто посмотрел на него.

Я знал этот взгляд. Больше Хендс спрашивать не будет.

Баррич ушел, и я растянулся на постели, тщетно надеясь отдохнуть. Я заставлял себя лежать спокойно, пытался хотя бы немного расслабиться, но тревожные мысли не покидали меня. Конечно, мои мысли должны были быть направлены только на бедственное положение моего короля. Однако боюсь, что большая часть из них принадлежала Молли, которая сидела одна в своей пустой комнате. Когда это стало невыносимым, я встал и вышмыгнул за дверь.

Звуки затихающего веселья все еще доносились из Большого зала. Коридор был пуст. Я тихо двинулся к лестнице. Сказал себе, что буду очень, очень осторожен. Я только стукну ей в дверь, может быть, зайду на минутку – только убедиться, что с ней все в порядке. Не более того. Просто самый короткий из визитов…

Тебя преследуют, – прошептал Ночной Волк у меня в голове. Теперь он разговаривал со мной только шепотом, так как боялся, что его услышит Баррич. Я не остановился. Иначе мой преследователь мог догадаться, что я заподозрил слежку. Я почесал плечо, чтобы получить возможность обернуться, но ничего не увидел.

Принюхайся.

Я так и сделал – быстрый выдох, за которым последовал глубокий вдох. Ясный след запаха в воздухе – чеснок. Я осторожно прощупал все вокруг и похолодел. Тут, в противоположном конце коридора, укрывшийся в дверном проеме. Уилл. Мрачный, худой Уилл с вечно полузакрытыми глазами. Член круга, которого отозвали из Бернса. Очень осторожно я коснулся завесы Силы, которая прятала его от меня, – слабый намек, чтобы я не замечал его. Легкий запах самоуспокоения, посланный в мою сторону, чтобы я сделал все, что собирался. Очень коварно. Очень искусно. Гораздо более тонкое прикосновение, чем те, что демонстрировали мне Сирен и Джастин.

Опаснейший человек.

Я пошел на лестничную площадку и взял хранившиеся там свечи, а потом вернулся в свою комнату, как будто свечи были моей единственной целью. Когда я закрыл за собой дверь, во рту у меня было сухо. Я судорожно вздохнул и заставил себя проверить защиту, охранявшую мой разум. Уилл не проник в мое сознание, это я мог сказать с уверенностью. Значит, он не вынюхивал мои мысли, а только внушал мне свои, чтобы ему легче было преследовать меня. Если бы не Ночной Волк, он пошел бы за мной прямиком к двери Молли. Я заставил себя снова лечь в постель, чтобы попытаться припомнить все мои действия с тех пор, как Уилл вернулся в Олений замок. Я недооценивал его как врага просто потому, что он не излучал ненависти ко мне, как Сирен и Джастин. Он всегда был тихим, незаметным юношей. Он вырос и стал ничем не примечательным человеком, вряд ли заслуживающим чьего-либо внимания.

Я был дураком.

Я не думаю, что он следил за тобой раньше. Но я не уверен.

Ночной Волк, брат мой, как мне благодарить тебя?

Оставайся живым. – Он помолчал. – И принеси мне имбирный пряник.

Ты получишь его, – обещал я горячо.

Огонь, разведенный Барричем, уже угасал, а я все еще не спал, когда ощутил сквозняк из открытой двери во владения Чейда, пробежавший по моей комнате.

Я с облегчением встал и пошел к нему.

Он с нетерпением расхаживал по своей маленькой комнате, ожидая моего появления, и накинулся на меня, как только я вошел.

– Убийца – это орудие, – прошипел он мне. – Почему-то мне никогда не удавалось вдолбить это в тебя. Мы – орудия. Мы ничего не делаем по собственной воле.

Я резко остановился, потрясенный яростью в его голосе. Меня охватило негодование:

– Я никого не убивал!

– Тсс! Говори тихо. Я бы не был в этом так уверен на твоем месте. Сколько раз я делал свою работу и не сам вонзал нож, а просто устраивал так, что у кого-то другого появлялась соответствующая причина и возможность сделать это за меня?

Я промолчал.

Он посмотрел на меня и вздохнул. Ярость и напор уходили.

– Иногда единственное, что можно сделать, – это просто спасти то, что осталось. Иногда приходится смириться с этим. Мы не должны предпринимать никаких действий, мальчик. То, что ты сделал сегодня, было плохо обдумано, – сказал он мягко.

– Так мне говорили и шут, и Баррич. Не думаю, что Кетриккен согласилась бы с этим.

– Кетриккен и ее ребенок научились бы жить со своим горем, так же как и король Шрюд. Посмотри, чем они были. Чужеземная женщина, вдова умершего принца, мать ребенка, который еще не появился на свет и который много лет не сможет получить власть. Регал решил, что Шрюд будет слабеющим полубезумным стариком, которого можно дергать за ниточки, как марионетку, но вполне безвредным. Не было никакой необходимости устранять его и Кетриккен. О, я согласен, положение Кетриккен не было совершенно безопасным, но она не была в прямой оппозиции к Регалу. А теперь это так.

– Она не сказала ему о том, что мы узнали, – сказал я нехотя.

– Ей и не нужно говорить. Это сразу будет видно по тому, как она станет держаться с Регалом. Он опустил ее до положения вдовы. Ты снова вознес ее на место будущей королевы. Но я беспокоюсь о Шрюде. Это Шрюд держит ключ, и он может заявить, что Верити жив и у Регала нет никаких прав на титул будущего короля. Именно его должен бояться Регал.

– Я видел Шрюда Проницательного, Чейд. Видел его таким, как он есть. Не думаю, что он выдаст Регалу эту тайну. В этом изможденном теле, одурманенном наркотиками и измученном болью, все еще жив проницательный человек.

– Возможно. Но он глубоко спрятан. Наркотики и боль вынудят проницательного человека сделать глупость. Человек, умирающий от ран, подгоняет лошадь, чтобы вступить в последний бой. Боль может заставить человека рисковать или проявлять себя странным образом.