день ситуация такова: есть отдельные достижения, такие, как установление связи различных зон мозга с некоторыми видами деятельности, но большая часть накопленного нейрофизиологией огромного экспериментального материала не поддаётся осмыслению. Чтобы понять свою сложность, мозг оказался недостаточно умным.

Сознание того, что в тайны мозга недоступны для нашего сознания, рождает ощущение безнадёжности. Об этом говорила ещё Н. П. Бехтерева, создатель (1990 г.) Института мозга человека, внучка знаменитого психиатра В. Бехтерева. Она в последние годы занималась исследованиями необъяснимых с точки зрения традиционной науки явлений вещих снов, ясновидения, творческого озарения. Их непроницаемость для человеческого ума настроила её на вполне скептический лад.

Т. В. Черниговская, говоря о разочаровании значительной части исследователей мозга, в качестве последнего средства надеется на «парадигмальный слом», в результате которого возникнет новое мышление. Каких-нибудь внятных представлений об этом новом мышлении нет, оно, по их представлениям, объединит в себе научное мышление и свойственную творческим личностям из области искусства способность «видеть», «схватывать» нечто неуловимое и непостижимое. Но, увы, искусство последние сто лет деградирует, и несмотря на всю псевдоинтеллектуальную муть, разведённую вокруг «современного искусства», никакой надежды на то, что его продуценты, слившись в каком-то невероятном симбиозе с учёными, могут породить это новое мышление, нет. Серьёзными помехами этому являются потребительство, технизация, деградация образования. Таким образом это столь желанное «новое мышление» на поверку оказывается старым, но слишком высоким для таких, какими мы являемся сегодня.

В своё время у автора возникла идея эксперимента: свести как можно ближе учёных и самый близкий автору вид искусства — живопись, и посмотреть, что из этого получится. Эта была идея, не имеющая статуса национального проекта, просто инициатива, идущая снизу. В 2006 году у автора была персональная выставка живописи в Доме Учёных, находящемся во дворце великого князя Владимира Александровича, президента Императорской Академии художеств. Там три небольших и замечательно уютных выставочных зала. То, как смотрится и чувствуется живопись в этих «намоленных» залах, произвело на автора большое впечатление. И он решил не упускать такой шанс для искусства (и для науки тоже) и устроить коллективную выставку лучших художников Петербурга. Не без труда удалось убедить дирекцию, преодолеть организационные проблемы, в результате с 2009 по 2014 год состоялось пять выставок. Название «Наследие великих традиций» указывает ещё на одну задачу выставки: показать благотворную роль традиций, подвергшихся поруганию в двадцатом веке. То, что в России сохранились традиции и в определённой мере школа живописи, когда в Европе новое буквально сметает старое, явилось дополнительным стимулом для того, чтобы показать то, что, вполне вероятно, и в России скоро исчезнет. Выставки отличались высоким профессиональным уровнем художников, участвовавших в них. Это были лучшие по уровню представленных работ выставки в Петербурге того времени. Вот только учёные их почему то не посещали. Один раз автору удалось, выступая на секции кибернетики, упомянуть о выставке и затем завести на неё всех присутствующих на заседании, пообещав рассказать о ней, если будут желающие, ответить на все вопросы, и т. д. Посетители пробыли там менее пяти минут и рассеялись. Не проявил к ней минимального интереса даже директор Института артоники (занимающейся проблемами использования идей и символов искусства в информатике).

Самому же автору удалось, в прямом смысле с «кистью в руках», получить несколько доказательств справедливости основных положений уровневой теории в области искусства. Интересными оказались наблюдения о связи между профессиональными, творческими достижениями и Высотой, творчеством и рынком. Более грустными оказались результаты наблюдения за посетителями выставок. Их уровень, как выяснилось, оказался настолько низок, что ни о каком понимании живописи, её тенденций, того, что представляет в ней подлинную ценность, не могло быть и речи. Посетители воспринимали поистине замечательные произведения искусства, как более или менее приятные и забавные картинки, «нарисованные» масляной краской.

Так погибла идея о союзе Науки и Искусства, а ведь такое место — Дворцовая набережная Невы, несколько шагов до Эрмитажа! Погибла, как следствие состояния человечества в целом, российского общества на данном этапе, отношения дирекции Дома Учёных, в частности, и, в наибольшей степени, из-за отношения весьма важной части общества — учёных — к искусству. Учёные оказались почему то совершенно равнодушными к живописи. Совершенно так же, как муравьи к музыке. Понятно, что сыграли свою роль асимметрия между правым и левым полушарием, «перегородки» между уровнями, но то, что они окажутся столь непроницаемыми, автор эксперимента не предполагал. Никаких признаков «нового мышления» в многочисленном коллективе членов Дома учёных тогда обнаружено не было.

Но ведь так было не всегда. В былые времена учёные проявляли гораздо больше интереса к искусству. Можно вспомнить, например, И. Павлова. В то время, когда автор учился в Ленинградском Политехе, коллекционирование живописи, во всяком случае, профессорами Физико-механического факультета, было довольно обычным делом. Хорошая коллекция была у заведующего «моей» кафедрой «Аэрогидродинамики» Л. Г. Лойцянского. Сейчас она находится в музее частных коллекций в Москве. Коллекционировал живопись заведующий параллельной кафедрой «Теплофизики» И. И. Палеев. Замечательная коллекция была собрана В. Ашиком, профессором Кораблестроительного института. Судьба её сложилась неудачно, после его смерти она была в большей части разграблена.

Но эти профессора были последними, кто разбирался в искусстве и трепетно относился к нему. А с ними — был уровень, и сплыл. Конечно, автор не имеет в виду, что каждый настоящий учёный должен быть обязательно коллекционером произведений искусства. Можно и оперы писать, как это делал Бородин. Но если среди них вообще нет таких, кого интересует искусство — это плохой признак. Универсализм — значимый признак Высоты. А судя по этому признаку мы с Высотой уже распростились.

Возможно, остаётся какая-то надежда на обновлённый союз физиков и лириков? Ну не лириков, так прозаиков. Но негативной роли, которую русская интеллигенция сыграла в начале ХХ века (и в конце тоже), немало способствовало то, что смотрела она на Россию через «литературную призму», которая по точному выражению Ивана Солоневича была кривым зеркалом отечественной жизни. Оно представляло собой набор, выражаясь нашим языком, очень далёких от действительности моделей. А современная пишущая братия с её мелкотемьем и постмодернистским пустословием в качестве зеркала совершенно безнадёжна.

Но если союз с искусством невозможен, наука сама должна взять на себя ответственность и возглавить работу преобразования. Но в таком случае наука должна обрести недостающее ей качество Высоты. Как в целях, так и в методах. Пока каких-либо признаков этого не видно. Возможно, в поисках пути, ведущего к Высоте в науке, может помочь предложение Декарта: «Давайте честно мыслить — это и есть высшая нравственность». Сегодня честности особенно не хватает «современному искусству» и «общественным наукам», но некоторые результаты честного подхода в других