«Отец! Отец!» – вскричали два брата и упали на колени перед стариком.

– Как? На колени? – изумился поэт. – Они оба пали на колени?

– Да, да, – подтвердил Дьявол, – как в самом настоящем спектакле, ни больше ни меньше, настоящий театр «Порт-Сен-Мартен» или «Гэте».

– А какую мораль извлекает отсюда господин де Серни? – поинтересовался поэт.

– Ту же, что и сам старый господин Феликс, который, отшатнувшись от своих сыновей, вскричал в гневе и раздражении: «На колени! На колени! Спесь и тщеславие! Там ваше место! На колени! Вы, Матье, снедаемый жаждой богатства, вы завидовали тем, кто рос рядом благодаря труду и экономии, и захотели подняться выше всех. Чтобы придать как можно больше блеска росту вашего состояния, вы придумали, будто начали с самого низа. Чтобы быть обязанным своим именем только самому себе, вы отреклись от имени своего отца, нанеся ему оскорбление, которое легко могли бы смыть. На колени и вы, Люсьен: опьяненный знатным именем и не имея возможности получить его честным путем, вы украли чужое имя и присвоили его себе, вы тоже отреклись от имени своего отца, который скомпрометировал его единственно ради вашего же спасения! На колени оба! Там ваше место. А теперь вам остается только встать и пойти убить один другого, идите же немедленно, убирайтесь, я не держу вас больше!»

Поэт молчал, и Дьявол продолжил:

– Если вы занимаетесь современной комедией, то я опишу вам сцену, последовавшую за этим признанием. Бешенство наших героев, переживших такое унижение на глазах друг у друга, их смущение и еще более жестокое бешенство, когда им пришлось обняться по приказу отца.

– И отец простил их?

– Более чем, – ответил Дьявол. – Ибо он сохранил в тайне прегрешения своих сыновей. Он раскрыл истину только господину де Фавьери, от которого я и узнал эту историю, и если я поведал вам ее, то, признаюсь, только ради того, чтобы доказать вам мое утверждение о том, что для комедии, если бы можно было ее написать, хватило бы всего: и характеров, и событий, и нравов.

– И как полагается во всякой доброй комедии, все было скреплено, несомненно, браком между господином Артуром де Лозере и госпожой Дельфиной Дюран, – предположил Луицци.

– О! Вот уж нет! – ответил Дьявол. – Примирение не зашло так далеко. Благодаря тому, что отец обещал хранить в тайне их прошлое, наши герои остались на своих позициях. Матье Дюран всегда Матье Дюран. Он по-прежнему толкует о своем низком происхождении, о состоянии, которое ему пришлось сколачивать по крохам, а затем восстанавливать без чьей-либо помощи, о своей любви к народу, из которого он вышел, об образовании, которое он с таким трудом приобрел, и я не сомневаюсь, что в конце концов, чтобы до конца сыграть свою роль, он с богатым приданым отдаст свою дочь замуж за человека вроде него, за того, кто сумел сделать себе имя благодаря сильным кулакам.

Поэт не возразил, а Луицци воскликнул:

– Что вы подразумеваете под сильными кулаками?

– Боже, – расхохотался Дьявол, – да всякое положение, добытое собственными силами.

– Даже в литературе? – барон указал на поэта.

– Э! А почему бы и нет? – пожал плечами Дьявол. – Как мне кажется, в литературе, которой нас заваливают с таким рвением, сильные кулаки – одно из первейших качеств.

Поскольку поэт полностью ушел в себя, Дьявол любезно продолжил:

– Что до господина де Лозере, то он по-прежнему господин де Лозере. Он еще более, чем всегда, чванится древностью своего рода, еще более нагло отстаивает ее, если ему кажется, что кто-то в ней сомневается, и, несмотря на ненависть к Июльской революции, полностью признал новую династию, которая, не будучи богата знатными именами, недавно призвала его в палату пэров.

Не успел Дьявол закончить свой рассказ, как дилижанс остановился.

Луицци с удовольствием выслушал историю о банкире. В самом деле, она казалась ему такой далекой от его собственных забот, что он не почувствовал опасений, которые обычно вызывали у него откровения Сатаны.

После всех безумных и смехотворных замечаний, которыми литератор сопровождал этот рассказ, Луицци ожидал от него таких же измышлений по поводу его весьма необычайной развязки и целой теории по поводу его использования в литературе, и был весьма поражен, когда заметил, что поэт хранит полное молчание и никак не комментирует услышанное. Он только спросил у кондуктора, как называется деревня, которую они проезжали, и, услышав, что они находятся в Сар…, приказал остановиться и выгрузить его багаж. Кондуктор очень удивился этому распоряжению и, прежде чем исполнить его, посмотрел в свой список и заметил:

– Сударь, вы оплатили проезд до Тулузы.

– И до этой деревни тоже, как мне представляется, и теперь я желаю выйти здесь.

– Мы в трех милях от замка Матье Дюрана, – тихо сообщил Сатана барону, пока они прогуливались впереди дилижанса.

– Ба! И что он там будет делать?

– Воспользуется секретом, который стал ему известен, чтобы заставить банкира выдать за него свою дочь и получить заодно несколько миллионов из тех, что тому удалось сколотить.

– О! – возмутился барон. – Какая низость!

– Ты забываешь, хозяин, что как литератор этот человек имеет право воровать чужие идеи.

– Он сделал плохой выбор, как мне кажется.

– Ах! Ты слишком придирчив.

– Я?

– Ты. Он всего лишь собирается сделать то, что ты хотел когда-то сделать при помощи Густава и Гангерне. Именно с этой целью ты рассказал им о прошлом госпожи де Мариньон. За тобой слава первооткрывателя: Лукавому не остается ничего, как только подражать тебе.

Упрек был справедлив, Луицци не стал унижаться и спорить. Однако имя госпожи де Мариньон напомнило ему встречу со старым слепцом и все, что предшествовало бегству из Орлеана до того момента, когда он стал расспрашивать Дьявола о госпоже де Пейроль, а граф де Серни вынудил его покинуть Орлеан. Он шел бок о бок с Сатаной, глубоко задумавшись над тем, как ему предотвратить интригу, благодаря которой Густав де Бридели сможет помешать признанию дочери госпожи де Кони, и должен ли он положиться на собственные силы или попросить разъяснений у своего раба, но вдруг поэт окликнул его издали:

– Эй! Господин барон! Господин де Луицци!

Барон остановился, поэт догнал его и сказал:

– Я обещал вам напомнить обстоятельства нашей первой встречи, я хотел сделать это в Буа-Монде, в моем рассказе есть тайна еще более удивительная, возможно, чем тайна господина де Лозере и Матье Дюрана. Если позволите, я напишу вам в Тулузу?

– Прочту с удовольствием, – довольно холодно ответил барон.

Поэт удалился, и барон продолжил свой путь пешком.

– Кто же этот господин? – спросил он у Дьявола.