Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Деметриос был прав, и молодая женщина помрачнела. Последние сообщения о ней могли прийти во Францию от Дугласа Мортимера, присутствовавшего в папской капелле на ее свадьбе с Карло Пацци.
Грек без труда прочел ее мысли. Он улыбнулся и взял ее за руку.
— Не печалься! Мне просто хочется, чтобы ты не разочаровывалась. Но твое похищение из Плесси-ле-Тур, видимо, наделало много шума, а наш друг Коммин, может быть, расскажет нам, что произошло дальше.
— Я не уверена в этом, — выразил? сомнение Фьора. — Он был тогда выслан в Пуату за то, что резко отозвался о поведении короля Людовика. Но, однако, то, что он приезжает сюда в качестве посла, — хорошая новость. Это означает, что он вновь обрел доверие того, кому нравится называть себя» наш господин «.
Войдя в комнату, где Хатун сидела и грызла фисташки, Фьора почувствовала себя слишком возбужденной. Ей было приятно, что она вновь увидит Коммина: разве этого человека не ценили больше всего во Франции? Она сможет узнать от него, как к ней относится король. Людовик, конечно, много сделал для того, чтобы помочь ей после того, как с ней так жестоко обошлись Риарио и Иеронима, но она знала его переменчивый и требовательный характер: как он воспринял ее свадьбу с Карло?
Для Флоренции эта новость была хорошей. Людовик XI, который всегда был верен союзу с Медичи и не очень уважал папу римского, постоянно оскорблявшего его, направив своего лучшего советника, хотел подтвердить этим, что флорентийцы были его друзьями.
Когда Хатун помогала ей раздеться, Фьора подумала, что у Лоренцо не будет времени встретиться с ней до дня святого Иоанна. Подготовка к этому самому важному для города празднику должна была отнять у Лоренцо много времени, особенно с учетом приезда посла дружественной страны. Она совсем не огорчилась при мысли об этом. Наоборот, почувствовала даже какое-то облегчение и решила ночью, лежа под белым покрывалом в своей большой кровати, отправить на следующий день записку Лоренцо с просьбой не приходить к ней до праздника. Ей надо было приготовиться к встрече с Коммином, который мог почувствовать жар ее чувств, что ей было невыносимо. Положение официальной фаворитки, которым она гордилась до этого времени, стало тяготить ее.
Поэтому Фьора обрадовалась, когда утром получила записку от Кьяры, которая приглашала ее приехать к ней на праздник святого Иоанна. Она чувствовала, что ее подруга поможет ей подготовиться к встрече с послом. Но не только поэтому она особенно готовилась к этому празднику — ей хотелось выглядеть самой красивой. И она даже не знала почему.
На следующий день благодаря богу погода была просто великолепной. На рассвете розы, соперничая друг с другом, расцвели яркими красками. Под лазурным небом Флоренция, вымытая и одетая как невеста, со своими белыми виллами и темными кипарисами, была похожа на открытый сундук с волшебными сокровищами.
Праздник начался с самого утра. Каждый дом, даже самый бедный, принарядился. Оливковые веточки повсюду украшали изображение святого.
Во дворце Альбицци Кьяра все приготовила: на окнах висели ветки красного и белого сандала, перевитые золотыми нитями, а внизу по обеим сторонам дверей располагались картинки, посвященные религиозному празднику, а также сцены из жизни святого Иоанна. Статуэтки из слоновой кости, изображающие святых, защитников семьи, словно восхваляли героя дня. Вокруг висели гирлянды роз и жасмина, от которых исходил сладкий запах, флаг Альбицци развевался над крышей из розовой черепицы. Повсюду царило радостное оживление.
Поэтому Кьяра и удивилась, когда, спустившись на улицу полюбоваться праздником, она встретила своего дядюшку, одетого в рабочую блузу из грубой ткани, со старой шляпой на голове, держащего в руке приспособления для ловли бабочек. Выходя из дома, Людовико вел осла под уздцы.
— Ты куда это собрался? — набросилась на него Кьяра.
— В Мюгелло, боже мой! Сегодня же самый подходящий день для ловли бабочек! Я уверен, что охота будет удачной и…
Взяв его за руку, Кьяра повернула дядю лицом к дому:
— Посмотри! Тебе это ни о чем не говорит?
— Да, дитя мое, это так красиво. Ты ждешь гостей?
— Дядюшка, это же день святого Иоанна, и тебе стоит занять свое место в празднествах.
— Ты так полагаешь? День святого Иоанна… — И вдруг до него дошло, — Господи! День святого Иоанна! О чем я только думал? Правда, я должен… Ты уверена, что мне надо идти туда?
— Абсолютно, дядюшка Людовико! Ты один из самых уважаемых людей в этом городе! Иногда тебе небесполезно вспоминать об этом!
— Да, конечно! Но жаль тратить такой прекрасный день на праздник! Но что же, пойдем наряжаться.
Он вошел во дворец в сопровождении Кьяры, решившей, что ей лучше самой присмотреть за чудаком. Но она не могла удержаться от улыбки при виде Фьоры, которую одевала Хатун.
— Боже мой! Как ты красива!
Это было платье из плотной красной тафты, шуршащее при каждом ее движении и похожее на кардинальскую сутану, если бы не его глубокое декольте. На Фьоре не было никаких украшений, кроме крупного рубина, подвешенного на лбу на повязке.
Густые черные волосы, перевитые золотой нитью, спускались ниже талии молодой женщины.
Хатун, хлопоча вокруг Фьоры, восхищалась своей хозяйкой.
— Подумать только! Настоящая красная лилия Флоренции!
— Верно, Хатун, — вздохнула Кьяра, — и народу это тоже понравится. Что ты хочешь доказать, Фьора? Что город так же весь принадлежит Лоренцо, как ему принадлежишь ты?
— И да и нет. В основном я хочу поразить французского посланника. Он обладает достаточно тонким умом, чтобы понять значение этого красного платья: я — дочь Флоренции и останусь ею навсегда.
— А? Так, значит, ты уже приняла решение?
— Да. Коммин — человек, способный понять мои проблемы и передать их королю. Он поможет мне доставить моего сына и Леонарду во Флоренцию. Сегодня вечером, во время бала, я скажу об этом Лоренцо. Ведь у нас больше нет других возможностей воссоединиться.
— Ты все хорошо обдумала?
— Конечно. Видишь ли, Кьяра, я принадлежу этому городу.
До самой смерти моего отца я была его частицей. Ураганный ветер разметал все и унес меня далеко-далеко. Если богу будет угодно, чтобы я снова вернулась, я не пойду против его воли.
— Тогда зачем же ты обманываешь сама себя? Ты ведь любишь Лоренцо, и этим все сказано.
— Нет, ничто не изменилось с тех пор, как мы говорили с тобой об этом. Повторяю: это мое тело жаждет его, и я уступаю его прихоти, но я не вижу причин, которые заставили бы меня