что женщина рожает ребенка без мужчины и что мертвец восстает из могилы. Я считаю все это богохульством против Бога и его откровения о себе в природе".59 Лаватер давил на него (рассказывает Гете), и "в конце концов поставил его перед жесткой дилеммой: "Либо христианин, либо атеист!". На это я заявил, что если он не оставит мне моего христианства в том виде, в каком я его до сих пор исповедовал, то я с готовностью приму решение в пользу атеизма, тем более что я видел, что никто точно не знает, что означает то или другое понятие".60 Гете считал, что "христианская религия - это неудавшаяся политическая революция, которая обернулась моралью".61 В литературе есть "тысяча страниц, столь же прекрасных и полезных", как в Евангелиях .62 "И все же я считаю все четыре Евангелия совершенно подлинными, ибо в них очевидно отраженное великолепие возвышенной силы, исходившей от личности Христа и его природы, которая была настолько божественной, насколько божественное когда-либо появлялось на земле..... Я преклоняюсь перед ним как перед божественным проявлением высшего принципа нравственности".63 Но он предлагал поклоняться солнцу так же, как и Христу, как равному проявлению божественной силы.64 Он восхищался Лютером и хвалил Реформацию за то, что она разрушила оковы традиций, но сожалел о том, что она скатилась к догмам.65 Он подозревал, что протестантизм пострадает из-за отсутствия вдохновляющих, формирующих привычку церемоний, и считал католицизм мудрым и благотворным, символизирующим духовные отношения и события впечатляющими таинствами.66

Взгляды Гете на бессмертие зависели от его лет. 2 февраля 1789 года он писал Фридриху цу Штольбергу: "Со своей стороны я более или менее придерживаюсь учения Лукреция и ограничиваю себя и все свои надежды этой жизнью". Но 25 февраля 1824 года он сказал Эккерману: "Я ни в коем случае не откажусь от счастья верить в будущее существование; более того, я бы сказал вместе с Лоренцо Медичи, что те, кто не надеется на другую жизнь, мертвы даже в этой"; а 4 февраля 1825 года: "Я придерживаюсь твердого убеждения, что наш дух - это нечто совершенно неразрушимое".67 Он читал Сведенборга, принял концепцию сферы духа,68 и играл с надеждами на переселение. Он изучал Кабалу и Пико делла Мирандолу и даже иногда составлял гороскоп.69 С возрастом он все больше и больше признавал права веры:

Строго говоря, у меня не может быть никакого знания о Боге, кроме того, которое я получаю из ограниченного видения моих чувственных восприятий на этой единственной планете. Такое знание - это фрагмент фрагмента. Я не допускаю, что это ограничение, применимое к нашему наблюдению за природой, должно быть применимо и при осуществлении веры. Наоборот. Вполне возможно, что наше знание, неизбежно несовершенное, требует дополнения и совершенствования через акт веры.70

В 1820 году он пожалел, что написал в юности мятежного "Прометея", так как молодые радикалы того времени цитировали его против него.71 Он отвернулся от Фихте, когда Фихте обвинили в атеизме.72 "Наш долг, - считал он, - говорить другим не больше, чем они способны воспринять. Человек постигает только то, что ему по силам".73

Как и его взгляды на религию, его представление о морали изменилось с возрастом. Полыхая юношеской энергией и гордостью, он воспринимал жизнь исключительно как театр для саморазвития и демонстрации. "Это стремление как можно выше поднять пирамиду моей жизни, основание которой было дано и создано для меня, перевешивает все остальное и едва ли допускает минутный рецидив".74 Мы видели, как в ходе этого процесса он ранил несколько нежных душ. По мере того как он взрослел, занимая политические посты, он понимал, что человеческая жизнь - это процесс сотрудничества; что человек выживает благодаря взаимопомощи, и что действия, направленные на себя, хотя и остаются основной силой, должны быть ограничены потребностями группы. Фауст в первой части - воплощенный индивидуализм; во второй части он обретает "спасение" душевного здоровья, работая на общее благо. Вильгельм Мейстер в Lehrjahre стремится к самообразованию и саморазвитию, хотя по своей природе и воспитанию он часто помогает своим товарищам; в Wanderjahre он стремится к счастью общества. Гете отмахнулся от требования любить своих врагов, но он дал благородное определение благородству в одной из своих величайших поэм:

Edel set der Mensch,

Hülfreich und gut.

Denn das allein

Unterscheidet ihn

Von alien Wesen

Die wir kennen . . .

Denn unfühlend

1st die Natur:

Es leuchtet die Sonne

Ueber Bös' und Gute,

Und dem Verbrecher

Glänzen, wie dem Besten,

Der Mond und die Sterne.

Wind und Ströme,

Donner und Hagel,

Rauschen ihren Weg,

Und ergreifen

Vorübereilend,

Einen und den Andern. ... . .

Nach ewigen, ehrnen,

Grossen Gesetzen

Müssen wir Alle

Unseres Daseins

Kreise vollenden.

Nur allein der Mensch

Vermag das Unmögliche;

Er underscheidet,

Wählet und ricbtet;

Er kann dem Augenblick

Dauer verleihen.

Er allein darf

Den Guten lohnen,

Den Bösen strafen,

Heilen und retten,

Alles Irrende, Schweifende

Nützlich verbinden. . . .

Der edle Mensch

Sei hülfreich und gut.

Пусть человек будет благородным,

полезным и добрым.

Ибо только это

отличает его

от всех

известных нам

существ

. . . .

Природа

весьма бесчувственна

:

Солнце светит

на низких и добрых;

А на нарушителей закона

Сияют, как на лучших,

Луна и звезды.

Ветры и потоки,

гром и град,

Ревут на своем пути,

И хватают

, и мечут перед собой

Одно за другим. . . .

По вечным, железным

Великим законам

Должны мы все,

в бытии своем,

Исполнить круг.

Но только человек

может сделать невозможное;

Он различает,

выбирает и судит;

Он может мимолетному мгновению

Придать длительность.

Только он может

наградить хорошего,

наказать плохого,

исцелить и спасти.

А заблуждающимся и сбившимся с пути

- дать мудрый совет.

Пусть благородный человек

будет полезен и добр.

Чтобы стать благородным, нужно остерегаться развращающих влияний, а "все есть влияние, кроме нас самих".75 "Не обращайте внимания на современников и тех, кто стремится вместе с вами; изучайте великих людей прошлого, чьи произведения