головке никого нельзя — руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-м, — должность адски трудная“».

Согласно своему хрестоматийному образу, Владимир Ильич вроде бы как любил классическую музыку. Помимо Бетховена, соратники вспоминали о популярных произведениях Шопена, Грига, Чайковского, которые для него с успехом исполнял не только приятель Горького И. Добровейн, но и пианистка-любительница Инесса Арманд.

В современной немецкой драме «Жизнь других»[243](многие видели этот шедевр Ф. Х. фон Доннерсмарка с Себастьяном Кохом и Ульрихом Мюэ в главных ролях) её главный герой драматург Драйман (Кох) очень кстати цитирует ленинские слова опять же о музыке Бетховена: «Слушая её, не довести революцию до конца», и продолжает: «Кто слушал эту музыку, слушал её душой — не может быть негодяем!»

Как известно, среди большевистского руководства очень многие обладали не только художественным вкусом, но и действительными талантами, в том числе литературными и журналистскими способностями: хорошим драматургом и литературным критиком был нарком просвещения Анатолий Луначарский, историком музыки, крупнейшим специалистом по творчеству В. Моцарта — наркоминдел Георгий Чичерин, Григорий Зиновьев был автором профессиональных переводов, а публицистический дар Владимира Ленина или Льва Троцкого не ставили под сомнение даже их противники.

Такая исключительная одарённость властей предержащих в какой-то момент стала создавать у творческой интеллигенции ошибочное ощущение собственной необходимости в поступательном движении общества к светлому будущему. Не смущал даже возникавший с завидной постоянностью вопрос «С кем вы, мастера культуры?».

Ответившие на него неправильно становились пассажирами «философского парохода» (это в лучшем случае) или спешно учились пришивать бирку с номером на лагерный клифт. Угадавшие правильный ответ — а таких было большинство — могли рассчитывать на массовые тиражи собственных произведений, высокий уровень жизни, которому могли позавидовать их европейские коллеги, Сталинские премии, спецпайки и персональные автомобили.

Проблема заключалась в том, что партия периодически очищала ландшафт, не особо принимая во внимание ни степень их талантливости, ни былые заслуги перед пролетарской революцией.

В этом смысле Владимир Маяковский со своими неизменными жизненными правилами и принципами, усвоенными ещё на кутаисских баррикадах, был просто обречён.

В мае 1930 года в Праге была опубликована статья Романа Якобсона «О поколении, растратившем своих поэтов» — первая и, пожалуй, лучшая попытка проанализировать поэтический мир Маяковского. Рефлексируя по поводу его самоубийства, её автор убеждал читателей, что смерть поэта являлась логичным завершением его творчества. И с этим выводом нам трудно не согласиться.

По всей видимости, Владимир Маяковский искренне верил в то, что за «горами горя» есть «солнечный край непочатый», увидеть который ему не суждено. Его же участь — смерть искупителя, неразрывно связанная с идеалами революции.

И последнее. Как известно, крайне избирательная в общении Анна Ахматова дружила с Арсением Тарковским, как-то подарила ему свою книгу с надписью: «Арсению Тарковскому, автору чудесных и горьких стихов», даже написала рецензию на его первый поэтический сборник. В ответ Арсений Александрович посвятил ей стихотворение «Рукопись» о роковой судьбе любого настоящего поэта в России:

Я кончил книгу и поставил точку,

И рукопись перечитать не мог.

Судьба моя сгорела между строк,

Пока душа меняла оболочку.

Так блудный сын срывает с плеч сорочку,

Так соль морей и пыль земных дорог

Благословляет и клянёт пророк,

На ангелов ходивший в одиночку.

Я тот, кто жил во времена мои,

Но не был мной. Я младший из семьи

Людей и птиц, я пел со всеми вместе

И не покину пиршества живых —

Прямой гербовник их семейной чести,

Прямой словарь их связей корневых.

Позднее Анна Андреевна часто и с удивлением повторяла: «Судьба моя сгорела между строк», а потом сказала Тарковскому, что это стихотворение должна была написать она.

Указатель имён

Авербах Леопольд Леонидович (Исер-Лейб Меер-Шоломович) (1903–1937) — литературный критик, член СП СССР, ответственный редактор журнала «На литературном посту», руководитель РАПП. По линии Коммунистического интернационала молодёжи (КИМ) был на нелегальной работе в Германии и во Франции. Утверждал что участвовал в подготовке террористический акций и ликвидаций. В 1937 году был арестован как входивший в число близких родственников Г. Ягоды, обвинён в «участии в антисоветской заговорщицкой террористической организации», расстрелян в «особом порядке» 14 августа 1937 года вместе с рядом высокопоставленных сотрудников НКВД СССР.

Агранов Яков Саулович (1893–1937) — начальник ГУГБ НКВД СССР, 1-й заместитель наркома внутренних дел СССР Г. Ягоды, руководил работой всех оперативных отделов Главного управления ГБ НКВД, организатор судебных процессов над Г.Е Зиновьевым, Л. Б. Каменевым, М. Н. Рютиным — автором оппозиционной платформы «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», В. Н. Таганцевым, Н. С. Гумилёвым и др. После назначения с понижением начальником управления НКВД Саратовской области раскрыл троцкистский заговор в регионе, потребовал ареста Н. К. Крупской и заведующего отделом руководящих парторганов ЦК ВКП (б) Г. К. Маленкова. За участие в контрреволюционной заговорщицкой организации в НКВД по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР от 1 августа 1938 года расстрелян. В посмертной реабилитации Верховным Судом СССР отказано.

Андриянов Александр Александрович (1861–1918) — московский градоначальник, главноначальствующий над Москвой (1914–1915), генерал-майор, генерал-майор свиты Е. И. В. Окончил Александровскую военно-юридическую академию по 1-му разряду. Помощник военного прокурора, военный следователь в Варшавском и Санкт-Петербургском судах. В 1904–1905 годах военный следователь суда Маньчжурской армии, затем военный судья Московского и Петербургского военноокружных судов. По требованию министра внутренних дел Н. А. Маклакова был уволен с поста московского градоначальника как ответственный за бездействие властей, не сумевших предотвратить немецкие погромы в мае 1915 года.

Андреев Леонид Николаевич (1871–1919) — родоначальник русского экспрессионизма, писатель, выпускник юридического факультета Московского университета. В мае 1897 года сдал экзамены и получил диплом адвоката, работал помощником присяжного поверенного Московского судебного округа. Литературную деятельность начал как судебный репортёр журнала «Московский вестник». По рекомендации А. М. Горького был принят в литературный кружок «Среда». Активно участвовал в первой русской революции 1905 года, арестован за помощь революционерам, находившимся на нелегальном положении, содержался в Таганской тюрьме вместе с Максимом Горьким. Писатели были освобождены благодаря залогу, внесенному Саввой Морозовым. С 1908 года постоянно проживал в Финляндии. В годы Первой мировой войны — ведущий сотрудник журнала «Отечество» 3. Гржебина.

Анненков Юрий Павлович (литературный псевдоним Борис Темирязев) (1889–1974) — русский, французский живописец, график, дизайнер, художник театра и кино, писатель. Автор лучших иллюстраций к первому «революционному» изданию поэмы «Двенадцать» А. Блока, серии графических портретов выдающихся деятелей Октябрьской революции, пролетарских литераторов. Портрет Л. Д. Троцкого работы Ю. Анненкова был центральным экспонатом советской экспозиции на XIV Международной художественной выставке в Венеции (1924). Эмигрировал во Францию. Оформил декорации и