— перечень наиболее активно продаваемых нотных изданий, составленный с учётом рейтинга их торговой востребованности. Так, в начале второго раздела «Словаря» издатель указывал: «В сочинениях русских композиторов невозможно точно определить то, что нужно держать на складе и что не нужно. Причины тому весьма различны: прежде всего ещё не установилась популярность авторов и их произведений. Обыкновенно спрос на подобные сочинения является в зависимости от публичного их исполнения, в концертах или салонах, в театре или собраниях. Поэтому совершенно необходимо следить за программами концертов, вечеров и всяких музыкальных собраний. Весьма естественно, что сочинения наших знаменитых, всемирно известных композиторов, следует всегда иметь на месте».

При этом условный коммерческий рейтинг того или иного современного русского композитора определялся не только с точки зрения доходности от реализации партитур его произведений, но и с позиции эффективности финансовых вложений в новые сочинения издаваемых авторов [1.256] (ЦГИА СПб. Фонд 294 Торговый дом «Василий Бессель и К» — музыкальное издательство с собственной нотопечатней. Петроград 1875–1918).

То есть в данном конкретном случае речь шла о профессиональной компании с хорошо организованными производственными и маркетинговыми процессами, для которой её деловая репутация объективно являлась исключительно важным активом.

По всей видимости, менеджмент издательства был абсолютно убеждён в том, что исключительное право на творческое наследие М. Мусоргского по-прежнему принадлежит компании, причём этот вывод делался вне зависимости от политических изменений, произошедших в России после 1917 года.

При этом сама история уступки исключительного права на собственные произведения композитором М. П. Мусоргским изначально предполагала некоторую интригу. Как известно, главным творением композитора явилась народная музыкальная драма «Борис Годунов», тема которой базировалась на произведениях А. С. Пушкина и Н. М. Карамзина. Мысль взять историческое произведение в качестве основы для оперного сюжета принадлежала другу композитора — профессору истории В. В. Никольскому. Мусоргский сам написал либретто, используя в работе над ним исторические документы, при этом периодически обращался за консультациями к профессору Н. И. Костомарову — панслависту и ведущему специалисту по истории Малороссии. Сюжет настолько захватил композитора, что опера была готова уже через 14 месяцев.

Летом 1870 года композитор обратился в дирекцию императорских театров по поводу возможной премьеры: «…я шлёпал к Гедеонову: он был строг, но справедлив, и я был строг, но справедлив; в результате — меня позовут начиная с 15 августа (?), но ставить нового они ничего в этом году не могут» (из письма М. П. Мусоргского Н. А. Римскому-Корсакову. 23 июля 1870 г.).

Официальное решение комитета было озвучено 10 февраля 1871 года: «Рассмотренный комитетом, состоящим из Направника — капельмейстера оперы, Манжана и Беца — капельмейстеров немецкой и французской драмы — и контрабасиста Джиованни Ферреро, он был забракован. Новизна и необычность музыки поставили в тупик почтенный комитет», — писал Римский-Корсаков. Прекрасный композитор, член объединения «Могучая кучка» генерал-инженер Цезарь Кюи довольно резко высказывался о составе комитета, выносившего окончательный вердикт: «Не должно подлежать сомнению, что единственный член-музыкант, г. Направник, чуткий к современному музыкальному движению… стоял горячо за „Бориса“, а остальные шесть членов, из которых четыре едва ли знают и по-русски… забраковали замечательную русскую оперу».

Такое странное решение вызвало очередной душевный кризис и обострение проблем со здоровьем композитора, но в этот сложный период жизни его поддержали друзья-музыканты. В. В. Стасов писал: «С самой зимы 1868 года и по начало 1874 года, когда „Борис“ поставлен на сцену, сначала отрывки оперы, а потом и вся опера целиком десятки раз исполнялись в кружке товарищей композитора. Радость, восхищение, любование были всеобщие… Обыкновенно Мусоргский исполнял всё сам на музыкальных сходках товарищей; и хоры, и речитативы, и ансамбли, и партии отдельных личностей. Чудесной помощницей его являлась Ал. Ник. Пургольд, она исполняла все женские партии… и исполняла с художественностью, огнём, страстью, грацией, задором и шаловливостью, а главное — с простотой и естественностью, близко подходившими к несравненному исполнению самого Мусоргского. Эти пробы „Бориса“ бывали на собраниях у Л. И. Шестаковой, у В. Ф. Пургольда, у Ал. Ал. Хвостовой…»

В «Автобиографической записке» Мусоргский вспоминал об этом важном для себя событии: «В семье тайного советника Пургольда, большого любителя искусства, при участии его племянниц А. и Н. Пургольд, серьёзных и талантливых исполнительниц музыки, „Борис Годунов“ был исполнен при громадном обществе в присутствии знаменитого Петрова, Платоновой, Комиссаржевского и товарища директора (императорских театров) Лукашевича. Тут же на месте было решено поставить на сцене 3 картины этой оперы, хотя сама опера незадолго до этого была забракована театральной дирекцией». [1.185]

5 февраля 1873 года композитор смог увидеть на сцене Мариинского театра только три картины из своей оперы. Эта долгожданная премьера имела невероятный успех у столичной публики. Известный музыкальный критик, профессор Московской консерватории Герман Ларош с восторгом написал: «„Борис Годунов“ — явление весьма знаменательное. Опера эта обнаружила, что в кружке, образующем крайнюю левую нашего музыкального мира… есть самобытное, самостоятельное содержание… Говорят, знание — сила. В гораздо большей степени справедливо, что талант — сила». С ним оглашались влиятельные СМИ: «Петербургская газета» 8 февраля сообщала о том, что «весь театр, от верху до низу, был в восторге». Д. М. Леонова сумела создать незабываемый бытовой образ разбитной женщины, привыкшей к каждодневным опасностям. «Старая греховодница» носила «грязное платье, из-под одной стороны которого — мужичий сапог, платок, надетый совершенно криво, и волосы, падающие на лицо» («Биржевые ведомости», 1874, № 40).

Модест Петрович впервые представил окончательную версию партитуры «Бориса Годунова» в петербургскую Дирекцию Императорских театров в 1869 году, где ему было вновь отказано в выдаче сценического удостоверения. Официальной причиной запрета чиновников театрального комитета стало отсутствие в драматическом произведении выигрышного женского образа, как того требовала устойчивая театральная традиция в XIX веке, тем более что они же обнаружили в сюжете какую-то двусмысленность. Вторую, исправленную редакцию партитуры Мусоргский завершил в 1872 году, но и при этом оставались цензурные претензии к её либретто. Наконец композитору удалось добиться, чтобы в бенефисном спектакле (к таким постановкам предъявляемые цензурой требования были существенно проще) были представлены три сцены (корчма, сцена у Марины, сцена у фонтана) с участием Ф. Комиссаржевского, О. Петрова, Д. Леоновой, Ю. Платоновой и О. Палечека.

Друзья М. Мусоргского как могли старались материально поддержать его: «По инициативе В. Жемчужникова они сделали Мусоргскому заказ на окончание „Хованщины“ и, сложившись, выдавали ему… ежемесячную субсидию (сто рублей) „в счёт“ выполнения заказа. В этом благородном деле, помимо В. Жемчужникова, участвовали государственный контролёр Т. Филиппов… благоговевший перед талантом Мусоргского, их общий знакомый Ф. Неронов, затем и В. Стасов… Материальная поддержка товарищей сберегла его последние силы, дала возможность продолжать творческую работу». [1.271]

Однако 11 февраля 1881 года на музыкальном вечере, в котором Модест Мусоргский принимал участие вместе с солисткой Императорских театров Д. М. Леоновой[242], с ним случился приступ, который, по мнению врачей, был