– Да нет, Танечка. Похоже, сработала сигнализация и сейчас нас схватят.

Я бросилась к портрету, благо это была увеличенная фотография без рамки, свернула его в трубочку и сунула себе за пазуху.

Распахнулась дверь, в зал ворвались люди в военной форме, схватили нас, надели наручники и вывели в коридор. Все произошло так быстро, что мы и очнуться не успели, как очутились в темной ледяной камере с голым цементным полом. Звякнул замок – нас заперли.

– Кто это? – я едва нашла в себе силы, чтобы произнести эти два слова.

– Люди Рюрика. Мы пропали, – оптимистично отозвался откуда-то из темноты Павел.

Мы сидели на холодном цементном полу уже несколько часов. Глаза постепенно привыкли к темноте, и теперь можно было разглядеть хотя бы друг друга, поскольку больше смотреть было не на что: одни голые стены да запертая дверь.

– Как ты думаешь, нас будут допрашивать или оставят здесь навсегда?

– Конечно, спросят, кто мы и откуда. А вдруг окажется, что они по ошибке схватили каких-нибудь важных птиц, что тогда?

– Не знаю, как ты, но я себя уж точно считаю важной птицей. Пусть греют хотя бы эти мысли перед смертью. Большего-то все равно нам не остается.

– Значит, наверху у них одни декорации… – все никак не мог успокоиться Павел.

– Плохо работаете, друзья мои, – подытожила я и прислонилась головой к его плечу. – Послушай, здесь так холодно, что я сейчас чих… – Я чихнула. Потом еще и еще. Не хватало только, чтобы я простыла. – Неужели под землей всегда так холодно?

– Как видишь.

– Да не вижу я ни черта. Я просто чувствую, словно изнутри покрываюсь инеем, как курица в морозилке.

– Ни слова о еде.

– Почему же? Давай поговорим. И что это приготовила нам сегодня Катя на обед?

– Я же тебя просил…

– А кто виноват, что мы здесь оказались? У вас под самым носом какая-то вшивая политическая банда заряжает ружья и заправляет топливом военные самолеты, а вы там у себя в кабинетах на компьютерах играете! – вдруг ни с того ни с сего заорала я на своего сокамерника.

– Не ори. Не глухой.

– Давай, открывай дверь. Как хочешь, так и открывай…

– Я тебе не волшебник. Это только ты пальцем можешь отпереть любой замок. Мне мой шеф про тебя рассказывал.

И тут я вспомнила, что моя сумка-то при мне. Я уже несколько часов сижу на ней, чтобы не застудиться на ледяном полу, и пытаюсь осмыслить происходящее, а подо мной в это время лежит связка отмычек!

Вскочив с пола, я открыла сумку и достала из нее звенящие колокольным звоном надежды ключи.

– Ну почему, почему ты раньше не напомнил мне об этом… Я же, дура, так растерялась, что забыла о них, – бормотала я, лихорадочно подбирая ключи. Наконец после пятой попытки в замке что-то щелкнуло, и дверь словно ожила под моими руками.

В глазах сразу вспыхнули огоньки, в носу защипало… Перед нами открылся длинный, освещенный желтым электрическим светом коридор.

– Для агента ФСБ ты слишком инертен, – буркнула я раздраженно, схватив Павла за руку и таща за собой туда, где свет казался мне ярче: меня инстинктивно тянуло к теплу.

– Куда ты меня тащишь?

– Наверх. Еще немного, и я схвачу воспаление легких. А мне сейчас нельзя болеть. Ни в коем случае.

Мы добежали до конца коридора. Я почему-то думала, что мы вернулись к тому месту, с которого и начались наши злоключения, то есть к туннелю-«титану», но ошиблась. Мы оказались в тупике, завершающемся массивной, ведущей вверх лестницей.

– Делать нечего, полезли наверх, – предложила я и, не дожидаясь ответа или каких-либо комментариев со стороны своего растерянного спутника, проворно взобралась на самый верх. А ведь это было достаточно высоко, метра три, не меньше.

– Послушай, что бы с нами ни случилось наверху, знай, что меня зовут Александр, – сказал вдруг Павел и, догнав меня на лестнице, схватил за руку.

– Знаешь, ты свои мелодраматические штучки оставь при себе, понятно? Мне совершенно безразлично, как тебя зовут. Сам понимаешь, – я уперлась ладонью в квадратный люк над головой и напряглась, – я-то тебя все равно буду звать Павлом. И вообще, помоги!

Было бы глупо предполагать, что подземный ход не заперт. Поэтому вновь в ход пошли мои драгоценные отмычки. Сидя в неудобном положении на лестнице и чувствуя на своем плече дыхание Павла, я, однако, начала согреваться. Отмычки нахально звенели, отдаваясь достаточно откровенным и громким эхом, как мне казалось, по всему туннелю, но не спешили воссоединяться с замком.

– Послушай, меня этот непрофессионализм просто бесит, – говорила я между тем. – Как это так? Оставили в камере, а сами, не спросив ничего и не сказав ни слова, ушли. Неужели им и в голову не пришло оставить рядом с камерой охранника? Или они у них все на полторы ставки?

Замок поддался случайно. Наступила тишина.

– А вот теперь мне почему-то страшно, – сказала я, бросая ключи в сумку. – Вдруг поднимемся, а там что-нибудь похуже?

– Да уж куда хуже, – сказал Павел, отодвигая меня и открывая тяжелый люк.

Свежий лесной воздух наполнил наши легкие до отказа. Над головами открылось черно-фиолетовое звездное небо с зеленоватыми контурами нависших еловых ветвей. Мы вылезли на землю и как можно быстрее захлопнули люк.

– Боже, как здесь хорошо… Какая же я дура, что не ценила этого… Павел, ты узнаешь это место?

– Разумеется. Это и есть то пустое пространство между четырьмя корпусами, которое образует самый центр свастики. Теперь хотя бы понятно, что этот центр символизирует.

– Ну и что же он символизирует? – Я присела на траву и принялась растирать замерзшие ноги.

– Вход в подземный туннель. Тебе помочь? – Он тоже начал растирать мне плечи и руки. Но, сказать по правде, теплее мне от этого не стало.

* * *

Они подошли так незаметно, что мы, занятые согреванием друг друга, оказались застигнутыми врасплох. Это были трое офицеров, как мне показалось, российской армии. И чего бы это им здесь делать? Неужели армия действительно раскололась? Как орех. Нет, как яйцо.

– Ваши документы.

– Помилуйте, какие документы в три часа ночи, – попыталась отшутиться я, но нас тотчас взяли под белы рученьки и снова куда-то повели.

Мне это, понятное дело, надоело. Все. С меня хватит. Собрав все свои силы, я развернулась и – как хорошо, что кто-то изобрел шорты! – резким ударом ноги заехала самому высокому из офицеров прямо в челюсть. Неожиданность – самое верное оружие женщины. Это я уже поняла давно. Конечно, разве мог предполагать рослый сильный мужчина в военной форме, что в эту тихую июльскую теплую ночь хрупкая девушка сломает ему челюсть своей пяткой?