В одной руке у него была небольшая корзина, из которой торчали горлышки бутылок и краешек белой салфетки.

— Бэ! — Недовольно морщился принц, вытирая ноги о край драгоценного ковра. — Совсем забыл, что надо было снова обуться. Ну, ты готова? Или хочешь сначала выпить?

— Выпить? — Княжна смотрела на жениха, не совсем понимая, о чем он. Ах, да, она же сама сказала, что потом хотела бы чего-нибудь выпить.

— Ну да. Ребята упаковали нам немножко южного вина, немножко вашего меда. Мед, кстати, хорош. Велимир делает его по своему личному рецепту, который не доверяет даже домашнему виночерпию, насколько я знаю. Посол даже за травками в торговые ряды ходит лично.

— Травками…

Генрих поставил корзину рядом с кроватью и только покачал головой. Похоже, последние приготовления невесту просто доконали. Надо срочно приводить девочку в себя, иначе эта безумная ночь никогда не кончится. Генрих расстелил одну из салфеток прямо на полу. Выставил на нее небольшую глиняную бутыль, закрытую плотно притертой крышечкой. На закуску достал пару яблок и несколько сладких булочек.

— Ты еще не готова? — Поторопил он Либуше. — Вылезай!

Княжна осторожно выбралась из-под одеяла, старательно поправляя длинную сорочку. Глядя, как девушка не решается сесть прямо на пол, Генрих любезно предложил ей свою куртку. Дождавшись, пока Либуше устроится, он откупорил бутыль и любезно предложил даме глотнуть первой.

— Кубков твои братья припасти не додумались? — Не смогла она сдержать иронии. Но Генрих не дал сбить себя с толку.

— Додумались. Но так забавнее.

Либуше картинно закатила глаза и, выдохнув, по-солдатски щедро отхлебнула из бутыли. Мед был хорош. Пился мягко, легко. Оставлял на языке приятную, не приторную сладость и легкую травяную горчинку. С сомнением посмотрев на драгоценные кружева сорочки, княжна не решилась совсем уж наглеть и просто облизнула капельки с губ. С вызовом глядя на жениха, протянула ему бутыль.

Принц только многозначительно хмыкнул и, в свою очередь, отхлебнул щедрый глоток. После чего взял одно яблочко, повертел в руках, где-то нажал и яблочко с хрустом разломилось. Уже доедая яблочко. Либуше поняла, что допустила ошибку. Мед был не просто хмельным, он оказался намного крепче того меда, который подавали дома в Любице молодым девицам. Мелькнула мысль, что ее провели, подпоив, словно неопытную служанку.

Однако, если жених и заметил подозрительно порозовевшие щеки и блестящие глаза невесты, пользоваться случаем не спешил. И вообще, виду не подал. Только молча отхлебнул из бутылки сам, а невесте протянул булочку. Дождавшись, пока Либуше закончит закусывать, Генрих собрал остатки еды и спрятал корзину в потайном ходе со словами: «Потом уберу».

Теперь, когда с так называемым ужином было покончено, смысла сидеть на полу больше не было. К тому же, лето летом, а в тонких кружевах становилось зябко. Поэтому Либуше решила пересесть на кровать, но, видимо, встала слишком резко, потому что ее слегка качнуло.

«Эк тебя развезло с одного глотка» — жених с улыбкой обхватил княжну за плечи, поддерживая. Подождал, пока она снова заберется на свою половину постели, а потом сел рядом.

— Ну, теперь готова?

— Фух! Почти. — вдохнула и выдохнула Либуше моментально трезвея. И вообще, вспоминая, зачем они тут сегодня собрались.

— Тогда задирай юбку.

— Что? — Куда делся тот галантный кронпринц из летнего замка? С другой стороны, с этим прямолинейным, чуть грубоватым мужчиной можно было забыть о политике и перестать следить за каждым своим словом.

— Юбку, говорю, подними. — деловито напомнил Генрих. — Простынь мы нашим соглядатаям сейчас выбросим, а в сорочке тебе еще спать.

— А-а-а… — Либуше осторожно, стараясь не показать лишнего, приподняла сорочку чуть выше колена и, отыскав в складках одеяла клинок, примерилась к ноге и зажмурилась.

И вздрогнула, когда теплая мужская рука легко удержала ее за запястье.

— Ты что, зарезаться собралась? — теперь в голосе принца слышался мягкий укор.

— Нет, я просто…

— Оно и видно. Давай сюда.

Тонкие пальцы легко поддались, отдавая опасную игрушку. Либуше рискнула открыть глаза. Она молча смотрела, как принц одной рукой подтянул ей подол почти до неприличия, а другой крепко сжал ногу чуть повыше колена. В каждом его движении чувствовалась сосредоточенность и деловитость. И ни намека на мужской интерес.

— Ай-яй! — Либуше, хотя и ожидала боли, дернулась, почти вырываясь из рук. Пришлось прижать посильнее.

— Тс-с-с! Уже почти все. — Генрих осторожно, стараясь не измазаться, достал платок, вытряхнул из него какую-то побрякушку, а потом осторожно вытер лезвие. Подумав немного, отложил на консоль.

Либуше сидела в той же позе, глядя, как из пореза на внутренней стороне бедра быстро скатываются по коже капельки крови. Голос Генриха снова вернул ее к действительности.

— Я сейчас отвернусь, а ты подними рубашку повыше и поерзай на постели.

— Зачем?

— Чтобы ни у кого из любопытных не возникло ни малейшего сомнения, как кровь появилась на простыне. И потом, постель так и так надо смять.

Он с такой простотой говорил о самых пикантных подробностях, что Либуше ни на миг не усомнилась: попроси она его описать процесс консумации брака, он так же просто, деловито и доходчиво опишет все в малейших деталях. И даже не покраснеет. Вот уж, точно, то ли политик, то ли солдафон, то ли и то, и другое вместе.

Словно старательная ученица, она выполнила все инструкции, стараясь не морщиться от боли в ноге. «Я оборачиваюсь», — предупредил жених. И девушка поспешила приспустить подол сорочки, прикрывая стыд. Обернувшись, Генрих попросил невесту слегка подвинуться, оценивая масштабы картины и кивнул: «Думаю, хватит. Теперь, не двигайся, пожалуйста».

После этого он взял очередную побрякушку на тонкой цепочке, кажется, это была серебряная пластинка с какими-то камушками, и приложил прямо к ране. Накрыв пластинку рукой, принц на миг сосредоточился, и Либуше ощутила, как ногу одновременно обожгло и огнем, и холодом. Губы Генриха шевелились, словно он вслух отсчитывал время.

«Кажись, все», — сказал он, похоже, скорее сам себе, чем притихшей Либуше. Отнял руку и осторожно поднял пластинку.

— Вот это да! — Ахнула княжна. Он довольно длинной резаной раны не осталось и следа.

— Сработало, — выдохнул Генрих. — Но ты, все равно, поосторожнее. Этот амулет придуман для того, чтобы в бою кровью не истечь, пока до целителя доберешься. То есть, он не лечит, а только стягивает рану.

— Но получилось же! — Либуше осторожно потрогала пальцем то место, где, если верить следам крови, только что была рана. И тут же поморщилась. — Болит.

— Сильно?

— Так. Жить можно.