не делали, хотя я сомневаюсь после него что-нибудь прояснится.

— Тебе эмблемы на крыльях ничего не напоминают? — с силой отгоняя ненужные сейчас мысли, спросил я Василича.

— Да вроде ничего... — пожал он плечами, продолжая прижиматься к биноклю — Квадраты какие-то... Или ромбы... Может карты? Летающий цирк типа?

Чужой самолёт сейчас был почти под нами, и даже невооруженным глазом я видел чётко очерченные красно-белые ромбы на его крыльях.

В первую мировую войну, на самой заре самолётостроения, у немцев была эскадрилья которая разукрашивала свои машины под карточную колоду; тузы, короли, шестёрки всякие, но этот ромб если и похож на бубновую масть, то очень с большой натяжкой.

Так я и сказал Василичу.

А он тем временем достал камеру, и сделав несколько снимков, снова спросил,

— Как думаешь, они нас не видят?

— Вряд ли. Увидели бы, засуетились давно. А тут гляди, ровнёхонько идут, не дёргаются.

В большинстве гражданских самолётов — если это не какие-то спортивные модели, задняя, и особенно верхняя полусферы, полностью слепые. Смотреть назад, или наверх, им особо незачем. Этот хоть и косит под милитари, но явно не военный, — даже несмотря на приделанный пулемёт, поэтому всё что выше определенного угла, он так же не видит. Конечно можно предположить что стрелок может выглянуть, и посмотреть наверх, но вероятность этого совсем небольшая.

Развернувшись и набрав высоту, я перестарался с газом и слегка обогнал чужака, и чтобы восстановить дистанцию пришлось хорошенько «притормозить».

— Как-то медленно он летит... констатировал Василич, когда наша скорость сравнялась — стрелка спидометра теперь держалась чётко на ста двадцати километрах.

Я тоже удивился. Все мои познания ограничивались лишь кукурузником, да информацией из школьных учебников — помню там было что-то про реактивные истребители, скорость звука и первую космическую, хотя и эти данные сохранились в моей голове только по названиям, без цифр.

Но если так, интуитивно, то скорее всего он летает примерно так же как и наш АН-2, а тут просто не торопится. — Может бензин экономит, или загружен сильно — не зря же под крыльями какие-то хреновины висят, — причин может быть миллион.

— Ну ни фига себе... На-ка, глянь... — Василич передал мне бинокль, и показал куда смотреть.

У горизонта, почти на пределе видимости, поднималась знакомая пыль.

— Как думаешь, далеко они?

Я оторвался от оптики, и сощурившись, попробовал разглядеть так, невооруженным глазом. Видно было не очень, лишь пыль давала какое-то "утолщение" на линии горизонта.

— Не знаю, километров двадцать, может чуть меньше... Не знаю... — не дал я чёткого ответа.

Он кивнул, и наклонившись, достал из под панели бумажную карту.

— Вот смотри, они отсюда, — разложив её на коленях, ткнул он пальцем, — пришли отсюда, а значит идут вот к этому к озеру...

— Ну и что? — маршрут обеих групп обсуждался не единожды, и сейчас я не разделял азарта товарища. — Идут себе, и идут...

— Да ты глянь! Вот! — развернув карту нужным местом, он ткнул её мне под нос.

Я посмотрел, но всё равно не понял, что он хочет мне показать.

— Да ведь этот хрен тоже к озеру летит! Только он будет там уже через десять минут, а они только к вечеру подойдут!

Водоёмов, кроме обозначенного озерца, поблизости не было, и вариантов, куда бы ещё могли пойти скифы, тоже. Но если с ними понятно, — пить хотят, то зачем туда летит самолёт?

— Ты меня вообще слышишь? — наседал Василич.

— Да слышу, не глухой. — пытаясь переварить информацию, я из-за всех сил напрягал уставшие извилины. Вот только как ни пыжился, ничего путного в голову не приходило, и единственное что оставалось — продолжать слежку.

Высота две тысячи, скорость сто двадцать, топлива в баках ещё на пару часов лёта, так что можно и последить, большого вреда не будет.

****

— Как там наши орлы? Не заскучали? — когда озеро показалось на горизонте, я вспомнил про пассажиров. За неимением вариантов, мы забрали с собой охрану аэродрома, и сейчас они тихо сидели в салоне, разглядывая землю в иллюминаторы.

— А чего им скучать? Когда бы они ещё так покатались? — ухмыльнулся Василич, оборачиваясь к парням, и развернувшись, воскликнул, — Кажись на снижение пошёл!..

Идущий почти под нами красный самолёт на самом деле снижался, тем самым доказывая что целью действительно является озеро.

Я чуток добавил газу, и потянул штурвал на себя, если он сейчас сядет, то непременно заметит нас, — шум его собственного мотора больше не будет маскировать звук нашего. А заметив, обязательно попытается пострелять.

И вот тогда чем выше я заберусь, тем больше будет шансов что он промажет.

— Ты смотри... Прямо в озеро целит. Он что, водоплавающий?

Но красный самолёт и не думал садиться. Пролетев на водой, он сбросил те штуковины что висели к него под крыльями, и почти сразу развернувшись, лёг на обратный курс.

— Что там такое? — момент сброса я заметил, а вот подробностей не разглядел. Но прилипнув к биноклю, Василич молчал, и пересказывать что видит, не торопился.

— Что там? — повторил я.

— Не пойму... бочонки вроде какие-то... На хрена он их в озеро сбросил?

— Они не тонут?

— Да вроде нет...

— Может чтобы не садится? Груз скинул, кому надо — подберёт. На землю ведь не сбросишь, — разобьются.

— Чёрт его знает... Может оно и так. Заберём?

Соблазн затрофеить груз был велик, но тогда мы гарантированно не догоним чужой самолет.

Снизиться — это минута, сесть — ещё две, достать хотя бы одну бочку, — как минимум десять, взлететь — пара, — итого пятнадцать минут. За это время чужак наверняка уйдёт, и найти его уже не получится.

— Нет, — после этих подсчётов отказался я, — садиться не будем, сейчас главное самолёт не упустить.

— Блин, но потом-то мы хоть вернёмся? — расстроился Василич, наверняка решив что в этих бочонках что-то невероятно полезное.

— Не знаю. — мне в ценность сброшенного груза мне не особо верилось, но узнать что же там такое, конечно хотелось. Поэтому быстро прикинув все за и против, я предложил компромиссное решение.

— Сейчас пониже спущусь, пару кругов