Прерывисто вздохнув, она подошла к столу, чтобы поставить бокал.

— Не надейся, что я уступлю, Джеймс.

Его глаза засияли восхищением — возможно из-за того, что Энн не стала делать вида, будто не понимает причин возникшего между ними минуту назад напряжения.

— Ладно. Но и ты не жди, что я прекращу попытки добиться своего! Несмотря на свое игривое, как ты выражаешься, настроение, я сегодня ясно видел, что тебе все сложнее становится справляться с собой. К тому же, — добавил Грэнт, — здешняя обстановка располагает к игнорированию внутренних запретов, потому-то я и счел вопросом чести признаться тебе во всем.

— И ты ни о чем таком не помышлял до приезда сюда? — хрипло спросила Энн.

— Как тебе сказать… Уже в самолете я понял, как приятно мне будет провести здесь с тобой уик-энд.

— А не желаете ли, мистер Грэнт, чтобы я выступила в роли хранительницы вашей нравственности? — с усмешкой предложила Энн.

— Мне хорошо известно, что ты всегда с готовностью принимаешь вызов.

Энн пристально взглянула на него.

— Скажи, чего ты хочешь: чтобы я осталась или чтобы уехала?

— Все не так просто, детка! — горячо воскликнул Грэнт.

— А в чем проблема? Ты беспокоишься о себе, следовательно, мне позволено то же самое. Если говорить прямым текстом, я не готова лечь с тобой в постель. Так что тебе стоит вспомнить пословицу: не терпишь жара — не стой у печки!

— Ты… ты… — начал Джеймс, но не договорил и захохотал.

Энн молча наблюдала за ним.

— Не ожидал от тебя подобной прямолинейности! — наконец сказал Грэнт. — Вообще-то я лишь хотел заметить, что наши отношения достигли той стадии, при которой мы оба можем сполна насладиться, но…

— Но я не разделяю твоего мнения! — отрезала Энн.

Джеймс с сожалением покачал головой.

— Ладно, оставим эту тему. Пора идти.

— Еще два слова. Не подумай, что я вынуждаю тебя к чему-то. Я не Кора. Со мной тебе не придется заглядывать в дуло пистолета.

Джеймс подошел к ней, взял за подбородок и посмотрел в глаза.

— Ты уверена?

— Абсолютно! — Произнеся это слово, Энн ощутила, как ее губы непроизвольно дрогнули в предвкушении одного из легких поцелуев, которые уже стали привычными. Но на этот раз его не последовало.

— Что ж, придется, видно, мне смириться. А это очень нелегко, учитывая твой сногсшибательный наряд. — Грэнт провел пальцами по ее обнаженному плечу.

Энн вздрогнула, но лишь на миг.

— Весьма благоразумно с твоей стороны.

— К вашим услугам, — мрачно ответил он и все-таки быстро прикоснулся к ее губам, прежде чем галантно предложить руку.

— Джеймс… — неуверенно начала Энн, однако тут же замолчала.

Грэнт мгновенно насторожился, вероятно ожидая, что она смягчится. Заметив это, Энн гордо вздернула подбородок и распрямила плечи.

— Нет, ничего… Идем!

Она положила ладонь на согнутую руку Джеймса, и они направились к выходу. Однако Энн ничуть не успокоила загадочная улыбка, появившаяся на губах ее неотразимого спутника.

Официальная часть симпозиума прошла гораздо быстрее, чем можно было ожидать. По ее окончании участников пригласили в бальный зал, украшенный живыми цветами и лентами. Здесь было так красиво, что Энн окончательно забыла о том, что произошло между нею и Грэнтом в номере.

Народу собралось уйма, по крайней мере человек пятьсот. В такой толпе легко было остаться незамеченной, и Энн вздохнула с облегчением. Однако ее ожидал сюрприз. Впрочем, что-то подобное она предчувствовала, потому что Грэнт с самого начала привлек к себе всеобщее внимание. Он единственный из выступавших с речью вызвал овацию. Из зала глядя на него — высокого, стройного и чрезвычайно уверенного в себе, — Энн ощутила легкое головокружение. Джеймс оказался блестящим оратором. Остроумный, искрометный, он быстро завладел вниманием публики, и Энн неожиданно посочувствовала поклонницам, против которых Грэнт выставил столь надежную защиту.

Это была самая интересная речь из всех, которые доводилось слышать Энн. Затронув проблемы современной литературы, Грэнт с озорным блеском в глазах заметил, что, возможно, некоторым авторам не хватает такой вдохновительницы, которая, по некоторым источникам — тут он многозначительно взглянул в направлении, где сидела Энн, и только она одна из всего зала поняла смысл шутки, — была у Вильяма Шекспира. Речь идет о его жене, уточнил Джеймс, улыбкой показывая, что его слова не следует воспринимать всерьез. Энн зарделась, когда весь зал засмеялся.

— Ты был великолепен! — восхищенно шепнула она, когда Грэнт наконец вернулся на свое место и сел рядом с ней. — Я и не знала, что ты умеешь так говорить.

Джеймс лукаво посмотрел на Энн, в его глазах вспыхивали искорки.

— Можно считать, что я прощен?

Энн улыбнулась с некоторой томностью во взоре и ничего не ответила.

Грэнт выступал последним. Вскоре прозвучали заключительные слова организаторов симпозиума, и участники плавно перетекли в бальный зал, где были накрыты столы для фуршета, но оставалось немало места для танцев.

— Например, — продолжил Грэнт начатый ранее разговор, — не согласишься ли ты в знак примирения потанцевать со мной?

— Пожалуй, — сказала Энн, оглядываясь туда, где под звуки одного из вальсов Штрауса уже кружилось несколько пар.

Джеймс широко улыбнулся, молча подхватил свою тоненькую изящную спутницу в объятия и повел в танце, с помощью музыкальной магии очаровывая все больше и больше. Энн не могла противиться пронзительной чувственности этого танца.

Примерно полчаса спустя они сели на один из диванов, которые вместе с креслами группами стояли вдоль стен. Энн пришлось познакомиться с большим количеством интеллектуалов и известных личностей из писательской среды. В конце концов она пришла к заключению, что они практически ничем не отличаются от других людей. Многие литераторы приехали с женами, и те со смехом признавались Грэнту, как тяжела порой бывает участь вдохновительницы, скромно живущей в тени великого супруга.

Позже Энн краем уха услышала, как один рыжеволосый толстяк приглашал Джеймса в Англию с целью прочтения цикла лекций.

— Ты согласился? — спросила она, оставшись с Грэнтом наедине.

Тот усмехнулся.

— Мне нравится Англия, но я и так немало езжу. Признаться, больше всего мне иногда хочется забраться в джунгли, построить себе хижину у ручья и там, вдали от людской суеты, без помех писать свои романы.

— А я решила, что тебе нравится быть центром всеобщего внимания, — удивленно заметила Энн.

— Я вынужден посещать подобные собрания, — Джеймс обвел зал глазами, — но делаю это лишь по необходимости. Кстати, Кора ни за что не согласилась бы жить в хижине.