class="p1">Похватав пляжные вещи, мы начали спуск пешком. И вскоре мы уже плескались в удивительно чистой, чуть прохладной, но вполне терпимой для уральского человека каспийской воде. Температура ее была градусов шестнадцать, она бодрила и освежала. На контрасте с сорокаградусной жарой вода была в самый раз.

Мы плавали и плескались, ныряли и бултыхались в прибое, устраивали заплывы вдаль и на скорость. Бахвалились друг перед другом невесть откуда взявшимися олимпийскими навыками в технике кроля и баттерфляя, отдавая, впрочем, дань и таким незаслуженно забытым стилям, как «по-дну-раком», «топориком» и «по-солдатски».

Солнце сушило наши макушки, как только они вздымались над водой, чистейшее море смывало с нас всю дорожную копоть, осевшую за столько дней, белейший донный песок блестел под ногами обманкой – казалось, что до дна едва-едва метр, хотя было все три, широченный пляж роскошествовал перед нашим взором, будто самый распрекрасный мрамор изысканных древнеримских купален. Высилась толща двухсотметрового скалистого, обточенного, как фриз ханского дворца, крутого берега, опоясывающего, казалось, весь Каспий. На нем едва угадывалась точка нашего автомобиля.

И я, чуть подплыв к берегу и ощутив под ногами дно, вдруг замер на мгновение, а потом совершенно безотчетно, дико, привольно, как только и может совершенно неприрученное, свободное существо, принялся скакать и орать: «Сбылась моя мечта!» Нет, не так: «СБЫЛАСЬ МОЯ МЕЧТА!!!»

И это было удивительно, и это было правдой. С меня будто сошли наслоения, толщи тех десятков лет, когда она жила во мне, эта мечта, забиваемая, загоняемая внутрь заботами, нуждами, рутиной, повседневностью, всем мыслимым, недомыслимым, перемыслимым, всем сказанным и недосказанным, всем тем, что держит тебя, будто рабскими тяжкими оковами, которые на деле оказываются не толще и не прочнее луковой шелухи обстоятельствами, обязательствами да и черт пойми чем еще – всем, что являет собой гнет и уныние человеческой жизни.

Все это было смыто вмиг, и эта мечта явилась мне во всей своей чистоте и красе.

И вся моя жизнь, все хорошее и плохое, лучшее и худшее, прекрасное и ужасное стоили того мгновения. И стало так хорошо, будто, плескаясь в Каспии, я парил на горних, божественных воздусях. И было это самым что ни на есть настоящейшим, беспримесным счастьем.

И оно длилось и длилось, и не было никакой грусти, что, дескать, вот, сбылась мечта, и как же теперь без нее жить. Ибо душа, братцы, не терпит пустоты. Ее вместилище должно быть заполнено все, без остатка, как свет заполняет собой все и всякое пространство. И, стало быть, будет новая мечта, или есть новая мечта, неважно. И надо жить так, чтобы никакой внешний гнет не истребил ее. Пусть давит, пусть жмет, пусть душит кольцом, в человеке должна жить мечта. Именно она причина всякого дерзновения.

Когда мы замерзли и накупались, солнце уже ощутимо склонилось к западу. Вечерело. Километрах в трех севернее виднелась вдающаяся в море группа камней-окатышей. Мы решили, что это и есть знаменитые черные скалы, и отправились до них прогуляться, как есть, в пляжном одеянии.

Путь наш шел по широкому белому пляжу. Такой цвет он имеет не из-за песка, а из-за битых и молотых в мелкие осколки ракушек, плотным ковром покрывающих все пространство, докуда, как угадывалось, может дотянуться своим длинным языком прибой.

Ракушечный ковер тихо шелестел у нас под ногами и приятно пружинил. Делясь впечатлениями и перешучиваясь, мы одолели примерно половину пути, как вдруг наш сын заметил змею. Она была невелика, имела зеленоватый цвет и улепетывала зигзагообразными движениями прямо из-под ног.

Из литературы мне было известно, что на побережье Каспия обитает четыре вида змей и ни один не является ядовитым. Правда, водяной полоз, хоть и не ядовит, но достаточно агрессивен, однако встреченная змейка явно не тянула на полоза. Скорее это был водяной ужик или медянка. Последнее, впрочем, вряд ли.

Вскоре мы увидели еще одну зеленовато-серую змейку. Она, как и первая, удирала от нас. Затем мы увидели змею покрупнее. Она величаво, с полным достоинством, ползла к морю, совершенно не обращая на нас внимания.

А затем началось.

К тому моменту, как мы дошли до Чёрных камней, приходилось каждую секунду быть настороже. Змей появилось столько, что порой невозможно было пройти и пяти метров, чтобы не изменить траекторию движения. Иначе бы мы рисковали наступить на какого-либо гада. Мелкие и крупные, светлые и темные, бурые и пятнистые, они были везде.

Одни лежали свернувшись, другие ползли к морю, третьи выползали из моря, четвертые улепетывали из-под ног, пятые при нашем приближении зарывались в песок. Чем ниже садилось солнце, тем змей становилось больше. Похоже, наступала пора их вечерней охоты.

Вскоре мы научились выбирать места, где меньше змей. Они с большей охотой ползали по песчаным участкам, нежели по ракушечным. Наконец мы добрались до нашего ракушечного пляжа и выдохнули. Здесь тоже встречались змеи (наш глазомер к тому времени пообвыкся и теперь мог их выделять), но их количество измерялось единицами, а не десятками и сотнями, как немного севернее. Подумаешь, несколько змей! Несколько змей это тьфу!

Искупавшись еще разок мы решили подниматься на обрыв, к машине. Пока мы купались, пара змей уже проявила любопытство к неосмотрительно брошенным нами на песок вещам. Осторожно перетряхивая одежду, под одной майкой мы обнаружили небольшую змейку. Застигнутая врасплох, она крутнулась на месте и вдруг исчезла в ракушках, как не бывало. Из воды тем временем тоже появлялись головы охотящихся ужиков. Змеи, медленно, но верно оккупировали и наш пляж.

Что ж, стало быть, и нам пора. Спасибо этому дому, пойдем к другому. Здесь мы только гости. Тем более и солнце бражной лоханью уже низко нависало над морем, будто желая из него зачерпнуть. Через двадцать минут, обсохшие, посвежевшие, мы уже были на уступе возле машины и готовили ужин.

Ужинали мы с видом на совершенно царский закат. Закат на море всегда красив, но чаще всего его видишь почти что с воды, с кромки моря.

Это красиво, нет спору, но еще красивее наблюдать морской закат с высоты. Ты как бы возвышаешься над водной гладью, а солнце заходит в море ниже твоего взгляда, и поэтому ты видишь весь закат до самого последнего, самого крохотного луча. С воды это выглядит не так эффектно.

Но самый красивый вид на морской закат – с плато. Когда ровная поверхность обширным уступом обрывается в море. Когда ты наблюдаешь закат просто на горе, да пускай и в Крыму, закатные лучи освещают склоны, скалы, рельеф перед тобой, за тобой, над тобой – и это, конечно, прекрасно. Сколько