она происходила по распоряжению центральных правительственных ведомств. Между тем изначально инициатива символического переворота исходила снизу, и важной частью массового революционного движения, во многом стихийного, стала борьба с ненавистными символами старого режима.

1. Государственные символы

Уже 28 февраля в Петрограде царские вензеля и изображения государственных гербов уничтожали: их топили в реках, сжигали на улицах (появилось множество незамысловатых шуток о «жареных орлах»). Огромный костер был разведен из гербов, сложенных у Аничкова дворца. Сожжение государственных гербов, царских портретов и архивных документов (предположительно полицейских дел) изображено на картине художника А.И. Вахрамеева «Жгут орлов». Это событие запечатлено и на многих фотографиях[270]. Среди многочисленных картин И.А. Владимирова, посвященных образам революции, широко известно полотно «Снятие царских гербов» — рабочие и солдаты сбивают герб, установленный над вывеской аптеки.

Охота на двуглавых орлов стала повсеместной и продолжалась в последующие дни по всему городу: «Видел, как везде сбивают царские гербы», — записал 4 марта в свой дневник художник К.А. Сомов[271]. Однако известны случаи, когда действия по уничтожению двуглавых орлов вызывали протесты. Так, в уже упоминавшейся проповеди 5 марта 1917 г. в одной из петроградских церквей А.А. Дмитриевский протестовал против уничтожения гербов. Впоследствии он воспроизводил свои слова так:

«Ненависть народная дошла до попрания таких символов и эмблем нашего отечества, которые составляют гордость и славу народа и свидетельствуют о его державных исторических правах на знаменитую столицу Императора Константина Великого — Константинополь с проливами Босфор и Дарданеллы. Двуглавый орел в нашем государственном гербе принят к нам по наследию при Иване III, после его брака с Софией Палеолог, а помещение на его туловище изображение Георгия Победоносца представляет герб древней России. Таким образом, оскорбление, наносимое нашему государственному гербу, есть не только попрание и кощунство над чтимой русской святыней, но, скажу даже более, — является жестоким незаслуженным оскорблением нашей матери Святой Руси, всего ее славного тысячелетнего прошлого существования и народного драгоценного наследия.

В своем невежестве и злобной слепоте многие, впавшие в заблуждение, думали, что герб государственный есть герб династии, и в своем негодовании спешили стереть с лица земли все, что напоминает им прошлое. Увы, это прямое заблуждение. Герб Романовых иного вида и иных цветов»[272].

Проповедь Дмитриевского интересна тем, что позволяет судить о скрытых настроениях консервативно настроенных людей того времени; он публично говорил о том, о чем многие его современники предпочитали молчать. В обстановке тех дней противодействовать борьбе с символами «старого режима» было опасно. Впрочем, Дмитриевский защищал и память о свергнутой династии, включая последнего царя, а его осуждение борцов со старыми символами достигает религиозного пафоса. Возможно, его речь была еще более непримиримой: он, записывая по требованию властей свою проповедь, задним числом мог смягчить некоторые пассажи. Слушателям Дмитриевского хорошо запомнилась его эмоциональная речь, о ней рассказывали своим знакомым и родным. Слышавшие ее, вспоминали, что проповедник говорил о надругательстве «над изображением Георгия Победоносца и над крестом, находящимся на государственном гербе и на коронах»[273]. Проповедник обвинял борцов со старым гербом не только в оскорблении национальных символов, но и в кощунственном глумлении над религиозной символикой. Можно с уверенностью предположить, что многих верующих, его слушателей, и прежде всего солдат, заполнявших храм, подобная сакрализация герба старого режима оскорбила. Немалая их часть вносила в борьбу с царскими символами религиозный энтузиазм.

В подобной атмосфере любой геральдический орел подвергался опасности. Над некоторыми вывесками и изображениями появились предостерегающие надписи, указывающие на то, что геральдические изображения никак не связаны с российской символикой: «Этот орел — итальянский»[274]. В пылу борьбы с ненавистными символами империи было уничтожено и несколько гербов США, а огромный орел на здании компании Зингер был предусмотрительно обернут в американский флаг. Дворники стали сбивать орлов с вывесок присутственных мест, аптек и магазинов, владельцы которых были поставщиками императорского двора. На другие, более ценные изображения государственного герба накидывались тряпки, солдатские шинели. Двуглавые орлы на знаменитой решетке Зимнего дворца были первоначально затянуты красной материей, а затем все-таки выломаны, на других городских оградах орлы лишались императорских корон. Некоторые современники воспринимали это как акт вандализма, но для многих уничтожение гербов, физическое и символическое, становилось необходимым знаком установления нового строя[275].

В Москве также уничтожение гербов было символом победы революции: «Шла толпа с красным флагом, срывала с вывесок гербы, и на флаге было написано „Да здравствует свобода“», — именно так описывал события Февраля школьник в своем сочинении[276].

И в провинции двуглавые орлы были атакованы демонстрантами. Во время митинга в Нижнем Новгороде, который состоялся 2 марта, герб был сбит, а на его месте был водружен красный флаг. Солдаты и матросы спарывали со своей формы пуговицы с двуглавыми орлами, а пряжки на ремнях носили перевернутыми — коронами вниз[277].

Двуглавый орел исчезал и из императорских театров, сменивших свое «старорежимное» название. Когда 13 марта возобновились спектакли в Мариинском театре, то зрители увидели, что привычный занавес, украшенный царским гербом, заменен занавесом из «Орфея»[278].

Одновременные действия участников революции в различных частях огромной страны свидетельствовали о схожести их символического сознания: государственный герб явно относился для них к числу тех символов, которые подлежали ликвидации. Уничтожение двуглавых орлов с императорскими коронами и других эмблем монархии было для многих знаком фактического установления республиканского строя. На этот факт ссылался, например, известный юрист и видный деятель конституционно-демократической партии Б.Э. Нольде, который весьма скептически относился к мечтам своих коллег из Министерства иностранных дел, еще надеявшихся на сохранении в России монархической формы правления[279].

Повсеместная борьба с двуглавыми орлами влияла и на отношение к производителям товаров, на которых он изображался (до революции этот знак скорее привлекал потребителей). Отражая беспокойство части деловых кругов, Екатеринославский временный Исполнительный комитет общественных и рабочих организаций 10 апреля обратился за разъяснениями в Министерство внутренних дел. В этом документе упоминались многочисленные запросы торгово-промышленных фирм, общественных и частных учреждений, которые желали знать, является ли двуглавый орел символом монархической власти или государственного строя и подлежит ли он уничтожению или должен остаться неприкосновенным[280].

Временное правительство, между тем, казалось, официально сохранило двуглавого орла в качестве государственного символа новой России. Уже 8 марта известный геральдист В.К. Лукомский направил новому министру иностранных дел П.Н. Милюкову заключение, касающееся проекта новой государственной печати. Он указывал, что двуглавый орел служил эмблемой не империи, но России. По его мнению, и «для настоящего революционного периода» возможно сохранить этот символ, сделав