В воздухе чувствовалась весна.

Приближались лучшие времена.

Мне просто нужно поверить в себя.

9. Юго-восточный Зефир

Поверь в себя.

99 810.

99 820.

99 830.

Перещелкивание счетов – музыка для моих ушей. Как и скрип повозок, везущих с пристани тюки сена, утыканного стрелами, и пронзительный голос придворного, объявляющего общий счет на каждом десятке.

– Девяносто девять тысяч девятьсот!

– Четко и ритмично. – Я устраиваюсь на своей тахте у пункта подсчета и охлаждаюсь с помощью моего обновленного веера. Он не такой красивый, как прежний журавлиный; отделан голубиными перьями, но мне все равно, сейчас, когда у меня есть сто тысяч стрел Миазмы. – Я хочу, чтобы все услышали.

– Да, моя…

– Восходящий Зефир вполне подойдет. – Мимо проплывает слуга, чтобы снова налить мне чаю. Пока я вдыхаю ароматный пар в свои легкие, солнечный свет пробивается сквозь дождевые облака над рекой и освещает все вокруг – джонки, ожидающие, когда их снимут с якоря, фургоны, пересекающие причал, рабочих, вытаскивающих стрелы, – золотом. Как будто небеса знают, насколько исключителен для меня этот момент. «Победа» обычно означает, что мы выигрываем Жэнь дополнительный день, дополнительный час, дополнительную минуту, чтобы, сцепив зубы, уйти от Миазмы. Я не могу вспомнить, когда в последний раз мне удавалось расслабиться в тени шелкового зонтика и насладиться плодами своего труда.

– Девяносто девять тысяч девятьсот тридцать! – Выкрикивает придворный громко, как было велено.

С ухмылкой я поуютнее устраиваюсь на своей тахте.

– Ты, кажется, не волнуешься.

Запах благовоний из жимолости опережает Цикаду. Четверо слуг вносят ее тахту из слоновой кости и ставят рядом с моей.

– А почему должна? – спрашиваю я, рассматривая наряд Цикады. Она сменила свои белые одежды на зеленые, цвета морской пены, украшенные золотой парчой. Она мерцает так же, как и ее золотая корона. Только волосы, гладкая простыня до талии, принадлежат той девушке без обуви, которую я впервые встретила при дворе.

– Тревога оттачивает ум, – говорит Цикада, становясь похожей на сорокалетнего философа.

Я смахиваю мошку со своего носа.

– Тревога не способствует эффективности.

– Кое-кто еще, из тех, кого я знаю, всегда так говорит.

– Должно быть, стратеги. – А я, должно быть, мазохист. Зачем еще мне продолжать учитывать стратегов, когда есть только один, о ком могла бы подумать Цикада?

– Ты права, – говорит Цикада. – Так и есть.

Я слежу за ее взглядом, ожидая увидеть Ку, но она просто смотрит на реку, сверкающую змейку, которая отделяет нас от Миазмы.

Мои пальцы барабанят по колену. Это яд, твержу я себе, скоро мне нужно будет вернуться за своей ежедневной дозой противоядия – и не потому, что я вспоминаю песню на цитре, которую играла для Ворона.

– Девяносто девять тысяч девятьсот пятьдесят! – кричит придворный, неплохо отвлекая внимание. – Девяносто девять тысяч девятьсот шестьдесят! Девяносто девять тысяч девятьсот семьдесят!

Последняя повозка прибывает в пункт подсчета. Число приближается к ста тысячам. Цикада встает с тахты, принимая золотой меч, принесенный слугой. Я тоже встаю. Наши взгляды встречаются, когда она приставляет лезвие к моему плечу. Она увидит кровь, если надавит еще сильнее.

– Девяносто девять тысяч девятьсот восемьдесят! Девяносто девять тысяч девятьсот девяносто!

Последние стрелы вытаскивают из сена, помечают на древке смолой и сортируют по корзинам. На место встает последняя из счетных костяшек. Заключительные подсчеты заносят в книгу боевых снаряжений, и все ждут, пока придворный перепроверит цифры, прежде чем прочистить горло и объявить окончательный подсчет.

Этого не может быть.

– Еще раз, – приказывает Цикада. – Четко и ритмично, чтобы слышали все.

– Девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять!

Число звенит, как порванная струна цитры.

Каковы были шансы? Один к ста тысячам, конечно, что не хватит одной стрелы, а не двух, не трех.

– Тебя забавляет перспектива потерять голову? – спрашивает Цикада, когда я невесело улыбаюсь.

– Я нахожу совпадения забавными.

– Ты предполагаешь, что это было не совпадение, а результат какого-то вмешательства?

– Нет. – Я делаю шаг вперед, лезвие скользит по моему плечу. – Одной стрелой меньше, так одной стрелой меньше.

Цикада останавливает мое продвижение острием меча в грудь.

– Не обязательно, чтобы не хватало одной стрелы.

– Что леди имеет в виду?

– У тебя есть пять секунд, чтобы выпустить стотысячную стрелу прямо здесь. – Она поднимает меч. – Пять. – Закрывает глаза. – Четыре.

Так вот как это происходит.

– Три.

Я могла бы прихватить с собой колчан со стрелами, на всякий случай.

– Два.

Но это означало бы сомневаться в себе, а я не делала этого с того дня, как стояла у входа в таверну.

– Один.

У меня ничего нет для Цикады, когда она открывает глаза. Ни стрел, ни слов. Я развожу пустыми руками, и Цикада улыбается.

– Вот что мне в тебе нравится. Ты горделива до неприличия. – Она поднимает меч и направляет его мне в шею. – Однажды ты поплатишься за это.

Это всего лишь игра. Она не убьет меня. Она не может убить меня. Не из-за единственной стрелы…

Клинок падает.

Наблюдающие ахают. У меня тоже перехватывает дыхание. Они глазеют на меч, воткнутый в землю, золотое лезвие раскололось, открывая взглядам такую же золотую стрелу, стоящую вертикально в центре. Крестьяне, слабо думаю я. Конечно, его никогда не собирались вонзать в меня.

Цикада выдергивает стрелу.

– Сегодня я пощадила твою жизнь.

Она протягивает мне стрелу. Я хочу взять ее примерно так же сильно, как мое эго желает ее благотворительности. Но мне нужно выжить, чтобы довести свою стратегию до конца, поэтому я принимаю ее. Она до смешного тяжелая. Цикада кивает придворному.

– Сто тысяч!

Южная леди поворачивается лицом к собравшимся людям.

– Слишком долго Север распоряжался нашими ресурсами так, как ему заблагорассудится. Теперь они направляют свой флот вниз, чтобы запугать нас и заставить подчиниться. Но мы не будем кланяться. Вместе с Синь Жэнь мы сокрушим Миазму!

Это должны были быть мои слова, думаю я, когда портовые рабочие награждают леди одобрительными возгласами и аплодисментами.

– Жэнь станет отличным союзником, – продолжает Цикада. – При ее поддержке Южные земли вернутся на вершину своей славы. Мы вернем себе всю территорию, которая по праву принадлежит нам, начиная с Болотных земель.

Постойте. Я никогда не обещала Цикаде ничего подобного. Но портовые рабочие ликуют еще громче, когда Цикада объявляет двухдневный праздник в честь союза. Она поворачивается ко мне.

– Почему ты такая мрачная? Разве это не то, чего ты хотела?

Союзники имеют свою цену. Я знала это. Просто рассчитывала, что у меня будет больше времени, прежде чем Цикада заговорит о Болотных землях, буферной зоне между Западом и Югом,