которая исторически принадлежала Югу, – пока ее не отобрали пираты Фэн. К тому времени как Цикада уничтожила Фэн, Миазма захватила территорию и подарила ее Синь Гуну. Учитывая, насколько бесполезным он был, у меня мало оснований полагать, что дядя Жэнь откажется от земель в нашу пользу.

Но сейчас не время преуменьшать значение Жэнь, поэтому я киваю на золотую стрелу в моей руке.

– Вы называете эту штуковину стрелой?

– Как бы ты ее назвала, если не стрелой?

– Ваш самый сильный лучник не смог бы заставить ее летать.

– Я думала, ты оценишь. Мне сказали, что ты любишь помпезность и излишества.

– Кто сказал? – На этот раз Ку не приходит на ум. Она никогда не видела меня в моем лучшем виде: в белых одеждах и с журавлиным веером. Мы жили в нищете и грязи. Самым «излишним», что у нас было, оказалось бы чайное яйцо[11] каждый Новый год и хлопчатобумажная туника, если в приюте оставалась лишняя милостыня.

Цикада не отвечает.

– Здесь кое-кто хочет тебя видеть, – говорит она вместо этого, покидая причал, прежде чем я успеваю настоять на ответе.

Я догоняю ее. Она отпускает своих сопровождающих, и мы входим в ухоженные бамбуковые заросли. Чем глубже мы погружаемся, тем тусклее становится свет, приобретающий оттенок зелени, как будто мы находимся под водой. Мы сходим с тропинки и переходим по замшелому мосту, который ведет в лес, где пеньки бамбука торчат из земли, а полностью выросшие стебли толще моих рук.

Правительственный чиновник предпочтет встретиться со мной в Шатре Найтингейл. Генерал или морской офицер – в боевом зале или на джонке. Мое замешательство усиливается, когда лес резко обрывается и бамбук переходит в чайные поля.

– Куда мы направляемся?

– В место, которое ты хорошо знаешь.

Я хмурюсь. Здесь нет ничего, кроме цитрусовой рощи на западе, тренировочного пехотного лагеря на востоке и… моей любимой сторожевой башни посередине.

Она вырисовывается на фоне зелени, как слишком тощее пугало с четырьмя длинными ногами, корзиной вместо головы и соломенной крышей, похожей на шляпу. Остальные пять сторожевых башен выходят на важные горные перевалы и реки, но эта повсюду, куда ни глянь, окружена чайными полями. Как следствие этого, на ней нет укреплений и ее не обслуживают. Она была идеальным местом для чтения космоса, для продумывания моей стратегии по заимствованию стрел, но я не могу себе представить, какой высокопоставленный человек может ждать меня здесь.

Цикада останавливается у основания сторожевой башни.

– Служи мне, Зефир.

– Прошу прощения?

– Ты слышала меня. – Когда она поднимает подбородок, на ее короне искрятся угасающие солнечные лучи. – Оставь Жэнь и присоединяйся к Южным землям в качестве моего стратега.

– Нет.

Я не медлю с ответом, и губы Цикады кривятся.

– И в чем же Жэнь лучше меня?

– Я бы предпочла не оскорблять тебя в лицо.

– Я приказываю тебе сказать.

– Ты не моя леди.

– Правда? – Ее глаза сверкают. – Клянусь альянсом, я верю, что то, что принадлежит Жэнь, теперь принадлежит и мне.

Ну что ж. Если она так настаивает.

– У тебя нет амбиций. – Лицо Цикады темнеет; сама напросилась. – Ты заботишься о своем царстве, которое, по твоему мнению, включает в себя Болотные земли. Но твои устремления никогда не достигали уровня империи. Ты не видишь ценности за пределами дома, тебе знакомого. – Я жду, пока мои слова дойдут до нее. – Разве я ошибаюсь?

– А если все не так? Смогу ли я когда-нибудь убедить тебя в этом? – Цикада фыркает. – Значит, ты не будешь служить мне. Но почему Жэнь? Она тоже не претендует на империю.

– Она хочет помочь Синь Бао.

– Синь Бао – гиблое дело. И даже не начинай о благородстве Жэнь. Я умру, если мне придется слушать об этом еще раз. – Взгляд Цикады сужается. – Ты чуть не умерла за это. – Позволю себе не согласиться. – Простой народ, может, и поддерживает ее, но большинство ее последователей – необразованные фермеры и крестьяне. Ты их не уважаешь. Миазма может утверждать, что она – бог, но вокруг Жэнь ходят те же слухи. Ну что, Зефир? Так вот почему ты следуешь за ней? Потому что она твой бог? – Цикада приближается, мы с ней лицом к лицу. – Ты могла бы добиться большего, чем Жэнь, но ты продолжаешь рисковать своей жизнью ради нее при каждом удобном случае. Почему?

Я не знаю. Мысль вспыхивает в моем сознании – ложь. На самом деле я знаю. У нее подходящая фамилия. Благочестивое притязание. Если простой народ уважает это, какая разница, что уважаю я? Я возлагаю свои надежды на Жэнь, потому что у нее наилучшие шансы на успех.

Но затем раздается другой голос: Почему ты дышишь? Почему солнце встает на востоке?

Должна ли ты следовать за Жэнь по какой-то причине?

Это даже не обсуждается. Жэнь не член семьи. Я не обязана ей тем же, чем была обязана Ку.

– Как ты думаешь, почему? – Я спрашиваю Цикаду, у которой явно есть свое собственное мнение на этот счет.

– Я думаю, ты следуешь за ней, потому что она более слабый игрок и ты просто не можешь устоять перед хорошим вызовом. Служба ей ничем не отличается от сбора ста тысяч стрел за три дня. Я права?

– Смогу ли я убедить тебя в обратном? – спрашиваю я, бросая ей ее же слова обратно. – Мы уже закончили?

Азарт на ее лице угасает.

– Похоже на то. – Она отворачивается от основания сторожевой башни. – Удачного восхождения.

– Никак иначе, – кричу я вслед Южной леди, качая головой. Ребенок. По крайней мере, она наконец-то признала мои способности стратега.

Я закатываю рукава и хватаю лестницу. Через несколько секунд после начала подъема я уже дрожу. Мои руки отказывают на последних перекладинах, и я падаю на платформу. Лотос и Облако рассмеялись бы, если бы увидели меня.

– Нужна помощь?

Я испуганно вздрагиваю, резко поднимая взгляд на последнее лицо, которое я ожидала увидеть.

Жэнь помогает мне подняться на ноги.

– Рада тебя видеть, Цилинь.

На ум не приходит ни единого слова. В последний раз мое сердце билось так быстро из-за Ворона. Но Ворон делает меня рассеянной. Рядом с ним я – туман, принимающий любую форму, какую мне заблагорассудится.

Жэнь имеет противоположный эффект. Я беру себя в руки ради нее, мысли сгущаются, когда стратег во мне восстанавливает контроль.

Цикада специально загнала меня в тупик под сторожевой башней.

Она надеялась, что я предам Жэнь прямо у нее на глазах.

Я кланяюсь так низко, как позволяет моя ноющая спина.

– Вольно, Цилинь.

Я остаюсь в поклоне.