Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот она! Держите ее!
Нищие бросились на Амру. Особенно лютовал калека, выдававший себя за безногого: он несколько раз ударил ее по голове своей деревянной ногой.
Она упала в пыль, обливаясь кровью. Ее подняли. Воины с факелами оттеснили нищих.
— А награда? Как мне получить награду? — кричал тот, что первым узнал Амру.
— Придешь завтра к начальнику храмовой стражи, — ответил десятник.
— Это вовсе не он, а я первым узнал ее! — завопил другой, пораженный слепотой, с бельмами вместо глаз. — Я давно следил за ней!..
— Замолчи! Ты же слепой! Как ты мог ее рассмотреть? — ответил первый.
Они сцепились, к ним присоединились остальные, и уже по спинам товарищей стала гулять деревянная нога.
Амру тем временем потащили в караульню у храма Аххумана; обернувшись, она попыталась разглядеть Пахара, не увидела, и крикнула во тьму:
— Спаси сына!.. Моего сына спаси!
* * *
Нгар все понимал и помнил. Когда его привели в подвал, где содержались убийцы и святотатцы, он не сразу узнал мать. Глаза у нее заплыли, на волосах запеклась кровь. Увидев Нгара, она стала шевелить разбитыми губами, но Нгар ее не услышал. Он смотрел на высокого чернобородого человека в нарядной одежде.
У человека была жуткая, абсолютно голая голова. Голосом, вызывавшим дрожь, он спросил Нгара, узнает ли он эту женщину.
— Это мама, — ответил Нгар.
— А ты знаешь, в чем она обвиняется?
Человек с голым черепом и черной бородой приблизился к Нгару, наклонился. Нгар почувствовал зловонное дыхание и попытался отвернуться, но незнакомец схватил его за ухо.
— Ты помнишь своего отца?
— Помню.
— Ты видел, как эта женщина убила его?
Амра стояла на коленях со связанными впереди руками, позади нее возвышался стражник с дубинкой в руке. Услышав вопрос, Амра подалась вперед:
— Он не видел, он спал!
— Молчать! — прикрикнул чернобородый. — Это тебе не поможет!
Он снова потянул Нгара за ухо:
— Так ты видел, или нет?
Нгар молчал. Набычившись, он глядел вперед и вверх, но не на мать, а на того, кто охранял ее, поигрывая тяжелой дубинкой.
— Отвечай, иначе ты будешь считаться преступником.
— Почему?
— Потому, что не говоришь правду и тем самым пытаешься выгородить мужеубийцу.
Он тряхнул Нгара, да так, что слезы непроизвольно посыпались у него из глаз.
— Отвечай, или мы заставим тебя!
Он кивнул помощнику — высокому худому жрецу в темной одежде, тот приблизился с каким-то инструментом, тускло блестевшим в сиянии светильников.
— Вот это, — чернобородый снова встряхнул Нгара, заставляя смотреть на неведомый инструмент. — Это называется «отворитель правды». Знаешь, для чего он? Его накаляют на огне…
Амра страшно закричала, рванувшись вперед, но стражник был наготове: он повалил ее на каменный пол и ударил дубинкой.
Амра дернулась и замерла.
— Убери ее, — не оборачиваясь приказал чернобородый. — Так вот, мальчик. Скажи мне правду. И тогда, может быть, твоя мать останется с тобой. Скажешь?
Нгар кивнул. Да, он видел, как отец бил мать. Сначала кулаком, потом ногами, потом разбил о ее голову кувшин. Хихима было вступилась, но отлетела от удара в лицо и затихла за очагом.
Нгар не плакал. Он только присел в своей колыбели и глядел, приподняв голову над каменным краем.
Потом отец куда-то ушел. Хихима бросилась к матери, отерла ей лицо уксусом. Амра поднялась с пола и сказала:
— Побудь с Нгаром.
— А ты? — спросила Хихима.
— Я скоро вернусь.
Она вышла. Ее не было долго-долго, и Нгар уснул под убаюкивающее воркование Хахимы.
А потом — проснулся от страшного крика, нет, — рева.
В комнате было темно, и кто-то рычал и катался по полу, и выкрикивал ругательства, и сбивал на пол горшки и чашки.
Нгар заплакал, но его не было слышно. Тогда он вытер слезы и стал ждать, зажав уши руками. Сквозь ладони все равно были слышны грохот и рев, но было уже не так страшно. А когда наконец стало тихо, затеплился масляный светильник и раздался дрожащий голос Хахимы:
— Что ты сделала, женщина?..
* * *
— И что было потом? — спросил чернобородый. Он присел на корточки и сверлил Нгара пронзительным взглядом.
— Потом мама сказала, что мы уезжаем. Мы вышли и пошли по деревне. Было темно и тихо. Потом мы пошли по горам, и через лес. Мама плакала, а после перестала…
— Значит, — задумчиво сказал чернобородый, — ты не видел, как она это сделала… Жаль. Но и этого вполне достаточно. Есть показания твоей бабки. А теперь… — Он обернулся к помощнику, который, стоя за высоким маленьким столиком, что-то чертил тростниковой палочкой. — Ты все записал?.. А теперь и твои, мальчик.
Он повернулся к помощнику.
Нгар потряс его за рясу и спросил:
— А где моя мама?
Чернобородый не слышал, он просматривал записи.
— Где моя мама? — крикнул Нгар.
Жрец удивленно взглянул на него.
— Твоя мать совершила черное дело, за которое строго наказывают, — терпеливо сказал он.
— Но ты же сказал, что я буду с ней!
Жрец ухмыльнулся:
— Разве ты хочешь, чтобы тебя сбросили в пропасть? В страшную, темную пропасть!..
Он отвернулся было, протягивая записи помощнику, и в этот момент Нгар обеими руками вцепился в руку жреца, потянул вниз и вонзил зубы в запястье.
Жрец взвизгнул по-бабьи, стал сначала стряхивать, а потом отрывать Нгара, по ладони его стекала кровь и заливала упавший на пол лист тростниковой бумаги… Помощник кинулся помогать, пытался разжать челюсти Нгара, но не мог. Наконец, Нгара оторвали — с окровавленным ртом, с куском живой плоти в зубах…
— В клетку его! Выставить на солнце! Не давать воды!.. — визжал чернобородый, а потом, взглянув на залитый кровью протокол, внезапно побелел и со стоном рухнул на пол.
Подоспевший стражник схватил Нгара за шею, пригнул… И Нгару стало так больно, что он полетел во тьму.
* * *
Клетка была выставлена у стены, разделявшей Верхний и Нижний город. Стражникам было лень торчать на солнцепеке, охраняя Нгара, и они уходили в тень, оставляя пленника в окружении нищих.
Нищие всласть отдались новому развлечению. Они совали палки в щели между досками. Они мочились в эти щели, приговаривая: