Какие у них связи! — возмутился Эдуард Николаевич. — Те, кто нужен своим детям, живут с ними, а не в домах ветеранов, пусть даже и сцены! Хотите там выступить — выступайте, но не смейте что-нибудь для себя урвать!

— Одно другому не мешает, — совершенно не обиделась на резкий тон мужа Антонина Борисовна. Она налила себе чаю. — А Лорочке надо учиться выступать перед любой аудиторией.

— Лорочке давно пора завести себе молодежную компанию! — Эдуард Николаевич резко отбросил от себя газету, которую намеревался просмотреть. — Хватит таскать ее по богоугодным заведениям! Молодость имеет обыкновение проходить! Лорка не успеет оглянуться, как уже семья, дети, проблемы, а она так и не вкусила беспечности молодости!

— Папа! Меня совершенно не интересуют компании! Ты же знаешь! — отозвалась Лора, отрезая себе кусок сыра.

— Ну и напрасно! Тебе уже пора на свидания бегать и с парнями целоваться, а ты… прости меня, конечно… вертишь задом перед скучающими тетками в санаториях и домах отдыха!

— Нет! Вы только посмотрите на него! — Антонина Борисовна всплеснула руками. — Другие отцы не знают, как своих дочерей домой загнать, а этому не нравится, что его дочь не шляется по злачным местам!

— Не надо передергивать, Тоня! Я говорю не про злачные места, а про обыкновенные прогулки с друзьями. Вот скажи, Лорка, ты в свои пятнадцать лет хоть в кого-нибудь влюблялась?

— Ну… мне нравится Макс… и этого достаточно, — быстро сказала Лора.

— Нет! Вы посмотрите на нее! — вскричал Эдуард Николаевич в стиле собственной жены. — Джульетта, которая была, между прочим, моложе ее, покончила с собой из-за смерти возлюбленного, а моя дочь говорит, что ей достаточно того, что ей нравится Макс! Это же черт знает что такое! Макс женится — вы и не заметите! Ты, Лорка, должна сгорать от любви к своему сверстнику! Почему ты не сгораешь?! Вот объясни! Это же нонсенс[3]!

Лора бросила недоеденный бутерброд с сыром на стол, шмякнула чашкой о блюдце, демонстративно покинула кухню, прошла в свою комнату и упала лицом в подушку на тахте. Она слышала, как в кухне перебраниваются родители. Это ее не очень беспокоило. Она знала, что отец с мамой очень любят друг друга, а потому их ссора никогда не перерастет в затяжной конфликт. Лора размышляла над словами отца. Он, конечно, прав в том, что она в свои пятнадцать лет так ни разу и не удосужилась влюбиться. Почему-то она в любом коллективе всегда была сама по себе, всегда — над всеми. Ей не только влюбляться, ей даже и смотреть-то ни на кого не хотелось. И потом, она всегда была занята делом. Одноклассники занимались какой-то ерундой: чем-то менялись, играли в дурацкие бестолковые игры, перебрасывались глупыми записочками, устраивали примитивные КВНы, викторины. Лора настолько легко побеждала в них, что постепенно утратила к ним всякий интерес.

Последнее время девчонки в классе трещали только о парнях, косметике и тряпках. Лоре эти разговоры тоже были неинтересны. Отец хорошо зарабатывал, а потому она имела ту одежду, которую хотела. Косметики у нее тоже было столько и таких хороших фирм, что разговаривать об этом было как-то глупо и ненужно. Кроме того, Лора была яркой от природы, а потому красилась только на сцену. В обычной жизни ей хватало бесцветного блеска для губ.

Она прикинула, могла бы она покончить с собой, как Джульетта, если бы вдруг Макс погиб или женился на другой. По всему выходило, что не могла бы. Ей так много всего хочется получить от жизни, что без Макса она как-нибудь проживет. Хотела бы она с ним целоваться? Кажется, этого хотел от нее отец…

Лора представила, как Максим склоняется к ней и целует в губы. Ну и что? Ну целует… Она спокойно живет и без его поцелуев в губы! Ей хватает его поцелуев в щеку. В конце концов, какая разница, куда целовать: в щеки, в губы — никакой разницы…

Глава 2

В «Квадрате», или Последняя гастроль

Львы уверены, что все и всегда должны ими восхищаться, и очень удивляются, если кто-нибудь смеет думать иначе.

Выступление в доме ветеранов сцены далось Лоре нелегко. Отец был прав: собранные в одном месте старики представляли собой очень тягостное зрелище. Но Лора поняла, что приехала к ним не зря. Эти покинутые родными люди так ласково смотрели на нее, так искренне восхищались ее талантами, так аплодировали своими сморщенными ладонями, что Лора поклялась себе приезжать к ним как можно чаще. У них почти не осталось радостей в жизни. Она будет приносить им эту радость. Она специально выучит какие-нибудь старые песни, танцы их молодости. Она сумеет отблагодарить их за идущее к ней из зала тепло.

Лора не стала ждать, пока мама наговорится с устроителями ее выступления, сослалась на головную боль и ушла прогуляться.

Вечер ранней осени был теплым. Девочка сорвала с головы стильный кожаный беретик, и ласковый ветерок тут же принялся играть ее длинными волосами. Лора, улыбаясь и отплевываясь от прядок, лезущих в рот, медленно шла по улице. У газетного киоска остановилась, чтобы поглазеть на обложки глянцевых журналов. Ее портреты очень скоро тоже непременно будут украшать журнальные страницы. Она, Лора, уже сейчас хороша. То ли еще будет, когда ей исполнится восемнадцать… двадцать…

— А я смотрю: ты это, не ты… — услышала она мальчишеский голос. Обернулась просто так, от хорошего настроения. Она была уверена, что обращаются не к ней, но ошиблась. Незнакомый парень смотрел именно на нее.

— Вы это мне? — удивилась Лора.

— Ну да, тебе, — кивнул он, вовсе не собираясь обращаться к ней на «вы». — Ты же на прошлой неделе выступала у нас в интернате?

— Ну… я выступала в одном интернате…

— Так я и говорю: в нашем, на Денисьевской улице.

Лора кивнула. О чем можно говорить с этим парнем, она не знала, а потому отвернулась к журналам. Но от него оказалось не так-то просто отделаться.

— Я забыл, как тебя зовут, — сказал он.

— Лора, — ответила она, не оборачиваясь.

— Ло-о-ора… — протянул парень. — Это Лариска, что ли?

Лора обернулась и с большим терпением в голосе принялась объяснять, как уже бывало неоднократно:

— Лариса и Лора — это два разных имени. У меня во всех документах написано, что я Лора. Лора Эдуардовна, понятно?!

— Конечно, понятно, — покладисто согласился парень. — Я просто не знал. А меня Егором зовут.

— Очень приятно, — отозвалась Лора, хотя приятно ей не было. Более того, ей было некомфортно. Она не привыкла разговаривать на улице, да еще