Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, центральный вопрос всего произведения: кто такая Вера, к которой периодически обращается рассказчик и как будто бы даже видит? Но сильной разгадки ждать давно не приходится, да и может ли тут быть какая приличная развязка? Скорее всего, опять выйдет что-нибудь размытое и надуманное, как и почти все у данного писца. Допустим, это просто вера (как состояние ложной надежды, религиозной ли или шизофренической), но это вовсе и не важно, поскольку никому, то есть буквально никому, все это на самом деле и не интересно. Автор словно бы задался целью написать в высшей степени не нужную книгу и — стоит отдать должное — хотя бы с подобной скромной художественной задачей справляется на ура. Бывали, случались и прежде схожие художники, что малевали всякие кубики и круги на воде, выдавая свою мазню за нечто мистическое и недоступное быдлу. Однако пролетели стремительные десятилетия, и время расставило все по местам: забыты, и поделом! Вы и убили-с! нет здесь ни малейшей загадки.
Поэтому я, как вынужденный читатель, без волнения жду окончания данной безыдейной вещицы, обреченной кануть в Лету без следа. Уверен, народятся еще настоящие писатели — талантливые, породистые, ищущие — в общем, не такие как вот этот. И все песчаные Персии, зыбкие дисперсии, вензеля, кренделя и прочие словоблудства стыдливо скроются во тьме минувшего. Грядут светлые дни конкретики и прикладных знаний, а потому, считаю, чистое издевательство выдавать искушенному гурману столь склизкую сырую рыбу»
Первая реакция вполне естественна и рефлекторна — обидеться и оскорбиться, нагрубить в ответ, но, вспоминая заведомо провокационную сущность рецензента, остываешь, не успевая толком и закипеть. Литератор, как известно, существо ранимое, однако цепкое и живучее. Действительно, писать — не мешки ворочать, и некоторая мера ответственности несомненно необходима. К тому же следует признать проницательную точность ряда наблюдений и заключений, хотя с чем-то оставляю за собой право принципиально не согласиться и опровергнуть. Ведь всегда куда как проще критиковать, не созидая ничего взамен, а объекту критики убедить себя в тщетности всех усилий, чтобы с облегчением пополнить широкие ряды не пишущих — именно такого эффекта они и добиваются, чтоб помалкивали и не высовывались. Сама возможность сочинять — та скромная свобода на пяточке возможностей, и никакому уязвленному в чувствах боту это не изменить. Например, «Л» — лишь Л, почему бы нет? Случайно подуманная литера вдруг становится фрагментом полотна и ломает прошивку повествования. Тем временем время с некоторых пор больше не идет, а уходит, только поэтому по-прежнему находится что сказать, как бы мало в том не оставалось смысла. А невозможность прийти хоть с кем-нибудь к единому мнению по основным вопросам, в конечном счете, и создает индивидуальность и исключительность каждого мнения.
Воистину, можно бесконечно долго продолжать всевозможные игры слов, снов, снова повторяться, словно находя нечто новое, но следует помнить, Вера, что всему свое время приходит: пора уже выдать разочаровывающую концовку. Так что в любом случае мы вынуждены будем вскоре попрощаться навсегда и раскрыть нашу тайну, пускай и не будоражащую высокие сознания и не слишком захватывающую, а все же как будто существующую.
Один Ок
Тот таксист лишь недоуменно уточнил: точно ли мне тут, решительно не понимая, зачем выходить в безлюдье в такую рань, на границе ночи и утра. На это я рассчитался наличкой, и был таков. А путь оказался не совсем уж и близок: как часто расстояния на открытой местности обманчивы и расплывчаты. Преодолев поле некошеной осоки, пробравшись сквозь густые кусты шиповника и ветви орешника у подножья, отыскав среди трав сравнительно ровную и сухую глиняную площадку, наконец, я выбрался на пригодное местечко. Неужели.
Если у холмов и есть глаза, то только не у этого. Древний как геологический период, исконно освоившийся и усидевшийся — чего он еще не видал? Сей холм вырос среди понурых равнин и руин уже исчезнувших, забытых поселений, а сегодня с него наблюдается лишь изгиб бетонной дорожки, по которой скатываются крошечные машинки (одна из таких и подбросила меня в окрестности), да мутноватые желтые огни большего города вдали, это когда нет тумана.
Отчего-то давно он манил своей относительной неприступностью и невозмутимостью. Множество лет назад, присмотрев холм из маршрутного автобуса, во мне основательно поселилась идея навестить его однажды и провести сутки наедине с собой, будучи полностью отключенным от сети: без новостных сводок, телефонов и прочих сигналов. Однако годы перелистывались, одни проблемы и обязательства запросто замещались другими, и каждый раз возникали причины и не находилось времени, чтобы привести замысел в исполнение. А вот теперь срослось. Как знать, почему именно сейчас: чувство ли уходящей безвозвратно молодости, или появление свободного окна после добровольного увольнения, то ли летняя жажда хотя бы местечковых приключений и выходов за рамки обыденности, а скорее все вместе.
Белые ночи, как обычно, оказались несколько переоценены: только-только забрезжило утро, кое-что стало проясняться под сводом низких свинцовых туч. Пока собирал хворост для костра, в голову просачивались самые постыдные сомнения, а не зря ли все это? Штанины уже вымокли насквозь от утренней росы, что доставляло дискомфорт с одной стороны, а с другой заставляло суетиться порезвее. Так бывает, когда сознание предоставлено само себе и не обременено решением ежедневных задачек, а мысли рассеиваются и начинают вести свою игру. Вот почему на самом деле многие так боятся оставаться одни — не эврика! голову начинают посещать немыслимые мысли, и отнюдь не обязательно, что умные и приятные: нередко и вполне непрошеные и неразрешимые. Это там, в будних течениях, повседневная рутина ловко обволакивает мозг и дает возможность практически не задействовать ресурс, обеспечивая впечатление деятельности и обусловленности всего вокруг. А здесь, раз на раз с природой, ее колючей растительностью и кусачими насекомыми, запускаются совсем иные потоки.
Утренний июньский заморозок, как сказал бы поэт свежесть, наполнял разум всякими абстрактными пустяками, вроде как: бетон или бекон — что все же важнее для человечества? Это кому как. А вот осталось ли еще человечество в книжном толковании, объединенное всеобщей миссией и гуманистическими идеалами? Куда больше похоже, что это просто совокупность разрозненных веществ и существ, хищников, травоядных и всеядных, соединенных как корневая система леса, но нисколько не осознающих себя как единая экосистема… Да и не от этого ли самого человечества так захотелось исчезнуть с радаров