Париж, 1954

Шарль сидел за столом и подписывал бумаги, которые подавала склонившаяся над ним Мари. Она заметила несколько седых волосков у него на висках, но это ничуть не уменьшало его привлекательности, скорее, наоборот.

– Уже поздно, тебе пора идти, – надевая на ручку колпачок, сказал он.

Уже полтора года Мари работала с ним, и он всегда был с ней предупредителен. Стоило ему заметить ее усталость или беспокойство из-за детских болезней Сирила, и он тут же отпускал ее домой. Он защищал Мари и ее ребенка, сам того не сознавая, словно пытался оправдаться перед собой за то, что не смог уберечь Юдифь и Бет.

– Сегодня был удачный день, Шарль, – улыбнулась она.

Этим утром неожиданно для многих был оглашен оправдательный приговор его подзащитной в громком процессе. Еще одна блестящая победа Шарля; из Дворца правосудия он вышел в окружении толпы журналистов.

– Ловко ты вчера заморочил голову присяжным… Они совещались несколько часов!

– Заморочил голову? – переспросил он. – Мари, я никого не обманывал, я ни секунды не сомневаюсь, что она невиновна и не заслуживала смертного приговора. Не забывай, все сомнения в пользу осужденного. Мари только пожала плечами: скромность Шарля растрогала ее. Вчера он был так великолепен, что во время его речи в зале суда стояла тишина.

– Пресса расхваливает твое выступление: «виртуозно, необыкновенно, великолепно»!

– Не все так думают, – со скептической гримасой заметил он.

Достав из мусорной корзины газету, Шарль показал ее Мари.

– Читала это? «Если Шарль Морван-Мейер будет и дальше манипулировать присяжными благодаря своему неоспоримому актерскому таланту, то число оправдательных приговоров будет расти не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Вчера в суде присяжных, превратив зал суда в театральные подмостки, велеречивый адвокат склонил чашу правосудия в пользу подсудимой».

Мари расхохоталась, настолько лживыми показались ей эти слова. Вчера, как и все, она слушала его с раскрытым ртом. Слушала, и училась, и, конечно же, любовалась Шарлем: произнося речь, он очень оживлялся. Жестко выстраивая аргументы, обращая внимание на детали, он сеял сомнения. Его речи были образцом безупречной логики. Он подбирал нужную интонацию, без всякой высокопарности, играл на всей гамме чувств. Он пункт за пунктом опровергал обвинение, как будто раскрывая очевидную истину, и все понимали, что именно так произошло на самом деле. Даже самые рьяные противники признавали его редкий ораторский талант. Присутствуя на процессе, Мари не переставала восхищаться Шарлем. Она не смела сравнивать себя с ним, хотя изо всех сил старалась стать хорошим адвокатом.

Стоя позади кресла, Мари помедлила, разрываясь между желанием побыть с ним и необходимостью бежать к своему малышу. Сирил был славным ребенком, она им гордилась: он уже начал ходить и лепетал первые слова.

– Мари, тебя ждет Сирил. Иди быстрей!

Шарль ласково улыбался. В конторе было жарко, он снял пиджак и галстук. Выигранный процесс не мешал ему приняться за работу, как будто нельзя было позволить себе хотя бы пару часов отдыха. Едва касаясь, Мари поцеловала его в щеку.

– До завтра, Шарль.

Наступит день, когда ей придется выпорхнуть из-под дядиного крылышка, покинуть тепличную атмосферу конторы мэтра Морвана-Мейера и самой устраивать свою жизнь. Дух независимости толкал ее на это, но расставаться с Шарлем она не хотела и до сих пор не могла избавиться от двойственных чувств к нему. Пытаясь отвлечься, она часто встречалась по вечерам с молодыми людьми своего возраста, но ей они казались бесцветными.

Прикрыв обитую дверь кабинета, Мари приготовила документы, которые уйдут с завтрашней почтой, и надела лисье пальто – подарок Клары на Рождество. Милая Клара! По-прежнему несгибаемая, она с радостью баловала правнука и заставила умолкнуть тех, кто судачил по поводу безбрачия Мари. Клара сама нашла няню для Сирила и оплачивала ее. Купила и полностью обставила квартиру на улице Перголези. В то время как Мадлен и пальцем не пошевелила: она так и не простила дочери позора, совершенно не интересовалась ее жизнью, а когда ей приходилось целовать Сирила, то делала это нехотя.

Выходя из ворот, Мари чуть не столкнулась с элегантной женщиной: она нерешительно ожидала на улице. Узнав в ней Сильви, Мари почувствовала острую неприязнь, которую едва сдержала в последний момент.

– Вот это сюрприз! – воскликнула она. – Сколько лет… Ну, как твои дела?

– Очень хорошо, а твои? Ты прекрасно выглядишь! А как твой малыш? Говорят, он очарователен. Клара расхваливает его на все лады.

– Ты общаешься с бабушкой? – удивилась Мари.

– Иногда звоню ей…

Заняв оборонительную позицию, они рассматривали друг друга. От холода Сильви зарумянилась; она была все такой же хорошенькой: одета в длинное твидовое пальто с норковым воротником, волосы подобраны под изящную шапочку.

– Если ты пришла к Шарлю, то его уже нет, – выпалила Мари.

Ложь вырвалась так неожиданно, что она прикусила губу. Слов назад не вернешь, да ей этого и не хотелось. Расстроенный вид Сильви сделал ее более снисходительной, и она добавила:

– Можешь как-нибудь позвонить ему, но имей в виду, он просто перегружен работой!

Чуть махнув рукой на прощание, Мари, не оборачиваясь, заспешила по тротуару. Проводив ее взглядом, Сильви направилась через бульвар Малерб к своей машине. Она не стала открывать дверцу и, не зная, что делать, прислонилась к корпусу. Можно было бы написать Шарлю записку и передать через консьержа – почему бы и нет? Это будет не так больно, как при личной встрече. Все равно его надо поставить в известность, она дала себе слово. Машинально взглянув на окна конторы, она увидела, что в двух из них горит свет. Должно быть, припозднившаяся секретарша или усердная уборщица. В том, что Шарль перегружен работой, не было ничего удивительного: он всегда находил утешение в работе, и потом, головокружительный успех обязывал его беспрестанно готовить речи. Порывшись в сумочке, она достала ручку и визитную карточку; она не чувствовала пронзительного ветра и колючего мороза.

– Сильви! Сильви!

Повернув голову, Сильви с удивлением увидела на другой стороне улицы Шарля: он изо всех сил махал ей рукой. Пораженная, она едва успела заметить, что он в рубашке с расстегнутым воротом, как он уже подбежал к ней.

– Я так и думал, что это ты! Другой такой женщины нет! – уверенно заявил он.

– Шарль, зачем вы вышли так? Вы можете простудиться, умереть…

Не слушая он взял ее под руку и повел в свой кабинет.

– Мари сказала, что вас нет, и я…

Она замолчала, позволяя вести себя вперед. Уже то, что он был рядом с ней, взволновало ее гораздо больше, чем она могла предположить. Как только дверь квартиры закрылась, он отпустил ее и, чуть улыбнувшись, виновато признался: