Шкатулка стояла в маленькой гостиной на видном месте, и стоило Мадлен поднять глаза от вышивки, взгляд натыкался на нее. Как Шарль воспримет эту выходку? Разумеется, плохо, и будет прав. Кроме того, последнее время Шарль пребывал в таком отвратительном настроении, что от него можно было ожидать чего угодно. Тем хуже для Алена: он это заслужил.

Иголка, выскочив из ткани, до крови уколола палец. Мадлен вздохнула и, взяв кружевной платочек, осторожно обернула им указательный палец. Дети огорчали ее, и только Готье все больше и больше радовал материнское сердце. То, что Мари стала адвокатом, и Шарль доверил ей некоторые дела, что Сирил был милым ребенком, не изменило ее строгого осуждения дочери. Что касается Алена, то он не вспоминая о матери уже несколько лет, ограничиваясь новогодними открытками. Летом, в Валлонге, ей казалось, что перед ней совершенно чужой человек.

Мадлен бросила удрученный взгляд на обитую черным бархатом шкатулку. Зачем эта роскошная упаковка? Это что, вызов? Шарль будет вне себя от гнева. Клара непременно должна быть здесь, у Мадлен просто не хватит мужества говорить с деверем один на один.

К Шарлю она не испытывала никакой привязанности, тем не менее, он, как мужчина в доме, внушал ей безграничное уважение. Это было нелегко: она помнила, как Эдуард яростно критиковал брата. Вот только Эдуарда здесь больше нет: он сбежал от обязанностей мужа и отца, он пустил себе пулю в голову. Вполне естественно, что теперь она слушается Шарля.

– Бедный Эдуард, – вполголоса вздохнула она.

От частого повторения даже для нее эти слова потеряли всякий смысл. Эдуард был плохим мужем, но она уже этого не помнила, как не помнила, насколько давно сжилась с ролью безутешной вдовы. Семья мужа опекала ее, избавляя от забот, и Мадлен была им благодарна. К единственному волевому поступку ее вынудила Мари и внук-бастард, которого Мадлен так и не признала. Сирил был никем, и он не должен ничего получить. Связавшись с Мишелем Кастексом, она настоятельно требовала этого, и бедный нотариус не мог ее переубедить. Пусть Клара и дальше управляет состоянием, в это Мадлен вмешиваться не будет, она очень довольна результатами, но ее деньги не упадут в колыбель незаконнорожденного младенца, да еще и неизвестного происхождения! Единственное, чего она требовала, она, ничего не смыслящая в финансовых делах, – это составить такое завещание, по которому ее любимчик Готье будет вознагражден настолько, насколько позволит закон. Кастекс кричал, объяснял, что нельзя лишать наследства двоих детей в пользу третьего. Но Мадлен стояла на своем. К тому же она узнала о возможности прижизненной передачи в дар. По ее мнению, некоторые судьбы заслуживали поощрений, и Готье был тому ярким примером: поэтому он и избрал медицину, как его отец и дед. Кастекс осторожно предложил вложить деньги в клинику и пообещал обсудить это с Кларой. С тех пор он не давал о себе знать, и Мадлен начинала беспокоиться. Она страстно желала обеспечить будущее Готье и наказать Мари и Алена. В это единственное самостоятельное решение она вцепилась мертвой хваткой.

Стало темнеть, и она включила лампы. Эта маленькая гостиная по-прежнему служила ей убежищем: здесь ее никто не беспокоил, по вечерам она могла шить в свое удовольствие, слушать радио или любоваться в окно на клумбы, садовник заботливо ухаживал за ними.

– Вы хотели поговорить со мной? – войдя, спросил Шарль.

– О боже, вы меня напугали! – воскликнула она, схватившись за сердце.

– Простите меня, Мадлен, – насмешливо произнес он, будто ее испуг позабавил его.

– Разве Клара не с вами?

– Мама? Нет… Я сразу же пошел к вам, Готье передал мне вашу просьбу.

– Ну да, конечно…

Охваченная паникой, Мадлен поняла, что ей одной придется выкручиваться в этой ситуации. Она глубоко вдохнула и начала.

– Так вот… Утром я получила посылку…

Он ждал, нетерпеливо барабаня пальцами по комоду.

– Что за посылка?

– Из Валлонга, от Алена.

– У вас день рождения? – усмехнулся он.

– Нет. И потом, он меня не поздравляет. Мадлен не решалась продолжать: нервозность Шарля пугала ее, и она не знала, как ему сказать.

– Смотрите сами, – наконец произнесла она. – Думаю, вам это не понравится. Но я тут ни при чем. Я ничего не знала.

Без Клары ей было не по себе, но она все-таки взяла обитую бархатом шкатулку и протянула ее Шарлю. Подняв крышку, он уставился на лежащую там бутылку с оливковым маслом и поначалу не обратил внимания на этикетку.

– Бедный Эдуард перевернулся бы в гробу, – пробормотала она, нарушая тишину – Видеть имя Морванов на… на этом… это надо было так придумать?.. Он слишком быстро забыл, что отец его был хирургом, да и дед тоже. Люди науки…

– Он ничего не забыл! И эта выходка не пройдет ему даром!

Шарль резко выхватил бутылку, и шкатулка упала на ковер.

– Ваши сыновья отвратительны! – совершенно вне себя бросил он ей.

– Только не Готье! Нет, не Готье! Но Мари, я согласна…

– Оставьте Мари в покое! И поверьте, я признаю свою вину в провале Алена! В этом отвратительном неудачнике! Целый букет неприятностей, этот ваш Ален.

– Может, вы слишком много ему позволяете? Его следует наказать…

– Вы думаете, я подниму руку на ваших детей?

– Эдуард бы поднял…

– Боже упаси! Я им не отец! – вскричал Шарль. – Я в жизни не бил детей. Ненавижу жестокость! Вы даже не знаете, что такое жестокость! Но я сегодня же объяснюсь с Аленом. Он уже мужчина!

Держа бутылку с маслом в руке, Шарль стремительно вышел из гостиной, хлопнув дверью. Поднявшись по лестнице на второй этаж, он застал в будуаре Клару, оживленно спорящую с Винсеном.

– Ты знала? – гневно бросил Шарль.

Он сунул ей под нос этикетку, потом, широко раскрыв окно, вышвырнул бутылку – она вдребезги разбилась о плиты двора.

Встав с кресла, Клара выпрямилась.

– Ты забыл, где находишься? – медленно спросила она Закрой окно, мне холодно. Да, я знала об этой идее.

Бледный от гнева Шарль пытался держать себя в руках в присутствии сына.

– И ты ему помогала? – проговорил он.

– На этот раз нет. Он заложил свои земли и получил ссуду. На эти деньги он выпустил флаконы, пробки, этикетки, купил машину для бутилирования.

– Свои земли? Да уж, если бы не ты, он бы так не развернулся! Ты все подала ему на блюдечке. Зачем ему было стесняться?

– Шарль, он работает. Он действительно работает.

– Не смеши меня!

– Похоже, сегодня это у меня и не получится. Застигнутый врасплох, он посмотрел на нее.

– Твое имя на бутылке оливкового масла. По-твоему, это нормально? Оно будет валяться в каждой кладовке!

– Времена меняются, надо и нам меняться.