— Ладно, но что я должен сделать? — осторожно спросил Норберт.

Механик расстегнул липучку наплечного кармана и достал флакон из прозрачного пластика, в котором загремели четыре оранжевые капсулы. Поставив флакон на стол, он отхлебнул чая.

— Ты должен принять это за час до задания, а потом просто внимательно смотреть и слушать.

— Да ты издеваешься.

— Ты станешь камерой и микрофоном. Регистратором. Твои центры кратковременной памяти сохранят полную картину. Каждое слово. Будет точно такая же запись, как в памяти твоего омника.

— А что мне потом делать? Нарисовать комикс? Рассказать кому-нибудь? Как мы все это достанем из моей головы?

— ПЭТ. Самый обычный позитронно-эмиссионный томограф, такой же, как для медицинской диагностики, только точнее. Устройство, которое показывает трехмерную картину возбужденных зон коры твоего мозга. Естественно, ключ ко всему — соответствующее программное обеспечение. Зачатки этого эффекта открыли в начале века, во время исследований людей в коме. Сперва просили добровольца, находящегося в полном сознании, чтобы, подключенный к датчикам, он представил себе, как, скажем, играет в теннис или выходит в сад и обходит вокруг своего дома. То было во времена, когда многие имели собственные дома или играли в разные игры в реале. В компьютере возникал образ возбуждения мозговой коры, вызванного этой мысленной картинкой. Затем ту же задачу ставили перед лежащими в коме, внешне без всякого контакта с окружающим миром, исследуя их тем же самым томографом. Картина оказывалась очень похожей — спящие представляли себе тот же образ, что и находящиеся в сознании. Тогда для исследователей важнее всего было то, что люди, которых считали овощами, осознают окружающее, реагируют на просьбы и в состоянии их исполнить. Для нас же важнее всего, чтобы томограф показал картину, которой соответствует данный мысленный образ. Можно создать библиотеку таких образов, нечто вроде Розеттского камня для зрительной коры. При соответствующей вычислительной мощности это уже не будет общая картина, как человек обходит дом, но конкретное здание в конкретной местности, с точностью до пикселя. А после дальнейшей обработки — фильм.

Норберту показалось, что у него сводит щеки.

— Не верю. Достаточно подключить кого угодно к томографу и прочитать, что у него в голове? И сделать из этого фильм?

— Пока, слава богу, нет. Это вовсе не значит, что мы можем считать все, что у тебя в башке. Для допроса этим не воспользуешься. Мы в состоянии расшифровать лишь то, что ты запомнил с наибольшей точностью, которой невозможно достичь без специальных средств. Потому тебе и придется принять эти капсулы. Благодаря им ты в буквальном смысле будешь поглощать изображение и звук. Они останутся у тебя в голове на шесть часов, а потом запись начнет блекнуть и распадаться, поскольку будет находиться в кратковременной памяти. Как ОЗУ. Ты воспроизведешь ее, потому что сам будешь этого хотеть, чисто и отчетливо. Никто не сможет тебя заставить воспроизвести то, что хочется именно ему. Никакое давление ничем не поможет, только повредит. Ни пытки, ни шантаж, ни наркотики, ни сыворотка правды. Твоя запись окажется затерта ощущением страданий, страхом, сопротивлением, воздействием наркотика. Впрочем, запись в долговременной памяти закодирована иначе — она полна сокращений, сжатий, ассоциаций, ссылок на твой предыдущий опыт, невербальных символов. Все это, переведенное на графический язык, генерирует ошибки, шум. Нет и записи звука, лишь осознание смысла того, что кто-то сказал, а из этого не сделаешь файл, который можно воспроизвести. Поэтому мы воспользуемся этими пилюлями и кратковременной памятью.

— Ладно, а в чем подвох? Какие-то побочные последствия? Чем я рискую?

— На данном этапе — похоже, ничем. В течение пары часов средство перестанет действовать, а ты перестанешь запоминать все, что видишь. Впрочем, ранее оно использовалось для исследований процесса обучения. Фармакологический способ выучить новый язык за пару дней. Исследования эти забросили, поскольку это оказались не правдивые знания, а нечто вроде святого Грааля для студентов — вызубрить, сдать, забыть. Ничего больше. Этот новый язык ты забыл бы через неделю. Примешь одну таблетку, запишешь материал, снимем запись и прогоним через программу, средство перестанет действовать, выведется из организма — и на этом все.

— Так в чем же риск?

Механик развел руками.

— Речь не о проверенном фармацевтическом средстве, разрешенном к использованию. Суть в том, что я сам не знаю. Теоретически все должно быть о’кей. Практически… пока что ни у кого не выросли плавники, никто не свихнулся и не помер, так что на самом деле ничего не известно. В любом случае, это нейроактивное вещество. С другой стороны, почти каждый в наше время хотя бы раз пробовал такие шедевры домашней фармакологии, что в сравнении со льдом, турботонином или метаэндорфином то, что я тебе даю, — пустяк. Не говоря уже о том, чем нас на самом деле пичкают продовольственные и фармацевтические корпорации.

Норберт взял флакон и взглянул на лежащие внутри капсулы.

— Ну хорошо, а если его обнаружат? Скажем, устроят нам какую-нибудь проверку на наркотики?

Механик покачал головой.

— Оно не соответствует обычным эталонам — в моче оно сразу не появится, и твоего поведения тоже не изменит. Они проверят, что у тебя накопилось в волосах, и будут искать известные представляющие угрозу вещества. Что-то найдется у каждого — из жратвы, из тех же знаменитых лекарств от воображаемых болезней, из пищевых добавок. Процедура, даже «эм-эс», не может длиться неделю. У тебя будут нормальные зрачки, нормальное поведение. Активацию записи ты ощутишь как внезапное обострение чувств, но не более того. Ты будешь сосредоточен, а вовсе не одурманен. Твоей работоспособности это нисколько не повредит — чтобы прислуживать за столом, уж точно.

— Жаль, что ты не слышал все эти основы пятизвездочного сервиса. Мне вбивали их в голову трое суток подряд. Зачем мне целых четыре пилюли, если принять нужно одну?

— Для страховки. Einmal ist keinmal.[8] Никогда не рассчитывай на единственный шанс. Всеобщий принцип.

Норберт встряхнул флакон, прислушиваясь к негромкому перестуку капсул, подпрыгивавших, словно кости в стакане, поставил его на стол и затянулся кибереткой.

— А денег мне хватит, раз уж это такое супер-дупер? В договоренный бюджет вписываемся?

Механик кивнул.

— Я тебе уже говорил, что мне приходится быть в курсе происходящего в некоторых областях. Для слежки и контроля это пока не годится, но движется в опасном направлении. Пока что это средство скорее можно использовать против «них», но, если они научатся использовать его в собственных целях, мне нужна возможность заранее подготовить защиту. Ты не только вписываешься в бюджет, но еще и оказываешь мне одну из услуг.

— Откуда это у тебя?

Механик фыркнул.