В Искани сперва зашел к Ольге, старшей дочери Якова. Она работала там учительницей в восьмилетке, несколько лет уже была на пенсии, и Андрей встретился с племянницей в ее ухоженном огородике. Если на дверях замок, так где же ее было искать?

Андрей сел на табурет – летом в саду как без него? – и долго разглядывал, что и как тут растет, похвалил Ольгу за порядок в огороде, а потом только, поерзав на табурете, отважился признаться, что за дело привело его в их деревню.

– Кто это у вас тут из городу вернулся, говорят? – робко спросил Андрей, крякнул, поправил кепку на лысой голове.

Ольга на мгновение задумалась:

– А погоди. Из города, говоришь? Так… приезжают. И возвращаются. А зачем тебе?

– Это же Панкрат говорит, вроде бы как баба моего века…

– Ай-во! – перебила Ольга, всплеснула ладонями. – Если про женщин разговор, так это другое дело. Сейчас, сейчас… Ага. Вспомнила. И хорошо, дядька, что надумал, решился… Не век же одному. Ее также Ольгой зовут. Как и меня.

– Красивое имя.

– Я что-то ее, дядька, и не помню в девках. Она же давно, очень давно уехала, я тогда еще в Искани, видимо, не жила. А вот только вернулась. Подожди, я помою руки и переоденусь.

Потом они пошли в другой конец деревни, где чуть на отшибе стоял маленький, неприглядный домик – весь в каких-то кустарниках.

– Тут она живет, – кивнула головой Ольга. Она шла впереди, а старик катил чуть сзади велосипед.

Андрей неуклюже потоптался у крыльца, подождал, пока Ольга зайдет в избу, затем слишком долго приспосабливал велосипед к низенькому и щербатому заборчику, поправлял его и так и этак, а сам краем уха слышал женские голоса.

– … он дядя мой… трудолюбивый… рассудительный… хозяин… – успевает ухватить Андрей, стоит еще некоторое время на крыльце, а тогда решает, что надо все же заходить, показаться, коль приехал. Волнуется, холодок пробежал внутри. Надо, надо заходить! Как бы не растеряться, как бы это сделать так, чтобы не опозориться, а показаться женщине с лучшей стороны. Фраером, что ли.

«Ничего баба, – подумал старик сразу, как только встретился с женщиной глазами, и почему-то в одночасье испугался: больно уж показалась она городской. – Ручки вон… маленькие, белехонькие-чистехонькие. Лицо – такое же белое… Губы накрашены… Нет, не туда, видимо, я все же зашел. Не туда. Послушался этого Панкрата, дурак!»

Хоть и заливалась Ольга перед второй Ольгой, словно влюбленный соловушка в вечернем саду, чуть ли не ангельскую характеристику выдала она своему дядьке, но сватовства – если можно так сказать – не произошло.

– Ой, спасибо вам, люди добрые, за внимание ко мне, – сказала Ольга-городская. – И правда, тяжело мне одной в деревне. Надо было бы и решиться переехать к тебе, дед, но ты же вот не можешь отказаться от своего хозяйства? Не можешь. А я же, мил человек, не стану тебе помощницей. Больная я женщина. Тяжелое подымать врачи запретили. Вот как. Так зачем тебе кукла в доме? Зачем, Андрей Иванович?

– Гляди, тетка, – тихо промолвила Ольга-племянница, и старик совсем повеселел: правильно, гляди.

И сам сказал:

– Твое дело, молодица. Насильно люб не будешь. Только как ты одна? Хотя и живешь же…

– Поеду. Лето поживу тут и в Питер подамся. С дочкой буду жить. Тяжело мне и с дочкой тоже, ведь зять – ну его! – выпивает. Хорошо выпивает. Но надо ехать. Отвыкла от деревни. Не втянусь.

И вот теперь смотрит Андрей на огород брата. Год миновал с той поры, как сватался он в Искани, не знает даже, поехала ли в город та пухлая, словно оладья, с белыми пальчиками и накрашенными губами Ольга, а он все один.

Смотрит и смотрит Андрей в окно. Вспоминает брата, Варьку, без которой живет – вот время летит! – скоро три года. Похоронил он жену рядом с Яковом, не сказать, чтобы совсем рядом, но недалеко. Покоиться, считает, надо рядышком своим. Как и жить на этом свете – рядышком. Так легче. Так проще.

В огород тем временем сворачивает подвода. Сперва старик замечает намет сена, который сунется со стороны улицы, затем видит лошадь и человека, он шагает рядом с возом, а потом забегает вперед, бросает вожжи на распаренную наверняка спину лошади. В том человеке узнает Василия, старшего внука брата Якова. Внук живет в городе, в Гомеле, а на выходные частенько наведывается в деревню. Такой же шустрый, как и Мишка.

«Сеном запасаются. Надо помочь. А то сложат стожок, что смотреть стыдно будет. Свои же… Пойду, подсоблю малость», – решает Андрей, берет вилы на длинном цевье, с четырьмя зубьями, открыв калитку в огород, неторопливо семенит на подворье брата.

Василий поехал второй раз за сеном, а Мишка с Зиной укладывают привезенное.

– Бог в помощь, – говорит старик, сразу становится на то место, где начинает расти стог. Мишка молча уступает ему, а Зина идет в дом, там у нее есть чем заняться: хорошим обедом угостить надо будет мужиков – заработали.

– В Реке накосил? – интересуется Андрей.

– В Реке накосишь, – начинает жаловаться Мишка. – Там оторвешь. От майки рукав. Купил на лугу. По дешевке. Теперь вози только. А в Реке колхоз все захомутал. Ты что, не слышал?

– Не-а, не слышал, – признается старик. – Больно хорошее сено в Реке. Пахнет вкусно. Шелестит. Эх, и сено! Сам бы ел.

– А это что – не сено? – Мишка не терпит, аж дыхание спирает у него, если кто не ценит его разворотливости, хозяйской струнки. – Я, дядька, да чтобы прошляпил!

– Ты не прослабишь, нет, – соглашается Андрей, и соглашается искренне, а не просто, чтобы только подсластить племяннику, чтобы отмахнуться.

Сено почти все легло в стог, стог получается аккуратный, пузатый, и Мишка успокоился – не заваливает Андрея, как прежде, а подает понемножку, ждет, пока он справится с тем, поданным.

– Думай не думай, а сено надо, – слышит Мишка рассудительный голос сверху. – Жить в деревне и без коровы – э-ге! С коровой веселее. Доить наловчился, приспособился. Пойдешь в хлев, поговоришь с ней, как живой с живым. Она тебя языком заденет, хвостанет, бывает, и все как-то веселее. Сено надо и мне, Мишка. У тебя же мотоцикл имеется, проскочи на луг, разведай, что и как…

– А етиттвою мать! – голос у Мишки аж звенит, хотя и на пятый десяток ему. – Хвостом! Корова! Ты, дядька, можешь и не за такой хвост ухватиться! Слушай сюда, дядька! Слушай меня!..

Андрей принимает серьезный вид, подает голову немного вперед – чтобы быть поближе к Мишке, он первый приблизился к нему, и, чудак, почему-то начинает говорить полушепотом:

– Завтра же поедем. Вместе с Василием. Смекаешь?

– Не, – кивает головой старик. – Не понимаю.

– В город поедем! Слушай сюда… У Василия же теща живет. Баба деревенская – шустрая, как метла. Метла-а! А етиттвою мать! И надо же было только сейчас вспомнить. Ты же видел ее?

– Видел, – кивает Андрей, на лице появился легкий румянец. – На свадьбе. Ага.