- Понятно.

Кое-что мне действительно стало ясно. То есть, конечно, предполагаемый водный дар у того субъекта по-прежнему остаётся загадкой, но вот его заявление насчёт слежки - чистейшей блеф. Причём я совершенно не удивлён, что Лукерья ему поверила. Её повышенная чувствительность имеет и обратную сторону - колдунья до крайности впечатлительна и внушаема, да и умом не блещет; её нетрудно запугать до икоты. И даже если бы она, паче чаяния, побежала в полицию, он ничем бы не рисковал. Кто стал бы слушать её кудахтанье про безымянного "холодного" человека?

- Ещё буквально пара моментов. Ваши ощущения при встрече с ним вы описали как "лёд". Можете немного конкретизировать? Добавить какие-нибудь детали?

- Я глубоко не лезла, сразу отвернулась - он страшный...

- И тем не менее. Вы же знаете, как высоко я ценю ваши замечательные таланты...

Лесть в данном случае - инструмент не менее действенный, чем угрозы. Лукерья, порозовев, слушает, а я продолжаю вещать:

- Поверьте, важны даже ваши мимолётные впечатления. Они помогут мне разобраться, действительно ли мы имеем дело с водными чарами, или всё же возможна иная интерпретация.

- Ну, я не знаю даже, как объяснить... У него, по-моему, когда-то были живые чары, нормальные, вроде как у меня, но потом они как будто закаменели... И этот камень - он холодный как лёд, вот его-то я и почувствовала... Даже сейчас, как вспомню, ужас берёт... Я не могу, простите!

Она торопливо отпивает ещё несколько глотков из стакана и смотрит на меня как собака, ожидающая побоев. Я понимаю, что ничего толкового тут больше выяснить не удастся, поэтому говорю:

- Спасибо за помощь. И не волнуйтесь - о нашей беседе он не узнает, я принял меры, так что можете спать спокойно. Вы ведь никому, кроме меня, о нём не рассказывали?

- Нет, конечно, вы что! То есть я хотела пойти к Варваре, но потом побоялась...

- К Варваре? Кто это?

- А? Ну, подруга просто...

Она запинается, и я укоризненно замечаю:

- Лукерья, я ведь всегда относился к вам по-доброму, по-отечески даже, в каком-то смысле. Взамен же, по сути, не требовал ничего, лишь просил говорить мне правду. Так кто такая Варвара?

- Она ведунья...

- Гм. И зачем вы к ней хотели пойти?

- Затем, что она очень старая и всё знает!

- Вот даже как? Постойте-ка... Это не та, которая гадает на картах?

Собеседница, к моему удивлению, хихикает:

- Деньги платят - вот и гадает. Недёшево берёт, между прочим, к ней даже аристократки ездят, про суженых выспрашивают...

- И вы, значит, полагаете, что она может дать какие-то пояснения насчёт вашего друга с рынка?

- Он никакой не друг! А Варвара - да, она может! У неё ума - больше, чем у тех, которые всю жизнь по библиотекам!

Наливка, похоже, возымела-таки эффект - Лукерья расхрабрилась настолько, что готова дерзить, но я прерываю:

- Адрес вашей ведуньи.

- Что?

- Адрес мне её назовите!

- Ландышевая, в самом начале, так, знаете, такой дом песочного цвета, многоквартирный, на весь квартал...

- Номер квартиры?

- Семь...

- Счастливо оставаться, Лукерья. И пить больше не советую, иначе вечером не сможете нормально работать.

Выходя, задумываюсь о том, что привычка изрекать на прощание какую-нибудь глубокомысленную банальность стала, похоже, неотъемлемым свойством моей натуры. Интересно, это тоже следствие возраста, этакая разновидность брюзжания? Или так на меня влияет моё учительство? А впрочем, какая разница...

Сажусь в экипаж, пытаясь оценить своё самочувствие по десятибалльной шкале. В лучшем случае, пожалуй, шестёрка, но силы ещё остались; к тому же нет никакой гарантии, что завтра мне станет легче, а значит, визит к гадалке предпочтительнее нанести сразу, без отлагательства.

- Правь на Ландышевую.

Пока мы едем, стараюсь систематизировать информацию. Итак, существование чар, не соответствующих стандарту, косвенно подтвердилось - по крайней мере, в той степени, чтобы стать рабочей гипотезой. Характерный штрих: люди, которые этими чарами овладели, предпочитают хранить свои умения в тайне, и это пока вполне удаётся - засечь их сумела только Лукерья, чья восприимчивость уникальна. Означает ли подобная скрытность, что "ледяные" колдуны замышляют нечто дурное? Утверждать, конечно, нельзя, но и исключать - тоже.

Далее. Лукерья почувствовала их сравнительно недавно, весной. Почему не раньше? Тут возможны два объяснения - либо "замороженных" чародеев так мало, что они ей просто не попадались, либо до недавнего времени они отсутствовали вообще, а теперь по какой-то причине вдруг появились. Первый вариант выглядит менее угрожающе, но боюсь, что верен второй...

Да, готовиться надо к худшему, поэтому я буду исходить из того, что нестандартные колдуны начали, выражаясь метафорически, вылупляться именно в последние месяцы. И, что самое скверное, ближайшей кандидатурой на пополнение их рядов выглядит моя ученица.

А как ещё объяснить тот факт, что Елизавета заморозила доску?

В моих рассуждениях, разумеется, можно найти изъяны. Например, задать элементарный вопрос - а почему я, собственно, так уверен, что ледяные чары вредны? Может, они, напротив, откроют нам новые, удивительные возможности? Ох, хотелось бы верить... Но моя мизантропия, взлелеянная за три четверти века, предупреждает: новшества такого масштаба, даже если их продвигают с благими целями, неизбежно нарушают баланс. А я испытываю инстинктивную неприязнь к разбалансированным системам...

Это, однако, ещё не значит, что сейчас я, засучив рукава, брошусь душить ледяные чары в зародыше; мой консерватизм пока не достиг терминальной стадии. У меня слишком мало фактов для каких-либо (пусть даже предварительных) выводов, поэтому сбор сведений продолжается.

- Приехали, хозяин.

Тот самый дом песочного оттенка уже придвинулся к нам своей четырёхэтажной громадой; фасад его, впрочем, выглядит довольно опрятно - лепные карнизы, кашпо с цветами под окнами. По тротуару прогуливается парочка - кавалер в щегольском костюме и дама в легкомысленном сиреневом платье; они с беспокойством поглядывают на небо, где снова сгустились тучи.

Войдя в подъезд, обнаруживаю, что на каждом этаже здесь - по две квартиры, а значит, чтобы попасть в седьмую, придётся взбираться на самый верх. Одышливо продвигаюсь, цепляясь за полированные перила и останавливаясь на каждой площадке. На предпоследнем лестничном марше слышу, как наверху щёлкает замок; пару секунд спустя навстречу мне, старательно отворачиваясь, пробегает девица лет восемнадцати, пунцовая от смущения, но с мечтательно-счастливой улыбкой.

Гадалка, видимо, сегодня в ударе.

В комнате, где принимают клиентов, драматически зашторены окна, а на столике горит толстая стеариновая свеча. Воздух наполнен пылью, к которой примешивается едва уловимый запах не то гуаши, не то медицинского раствора для дезинфекции. Хозяйка - высохшая старуха в чепце - глядит на меня из недр огромного кресла: