тоненькое хныканье. — Все в порядке, — говорю я ему, наслаждаясь выражением его лица. Он снова выглядит как измученный мужчина, как и прошлой ночью. Хорошо. Если я собираюсь вытерпеть это, то и он тоже. — Мои пальцы ощущаются лучше, чем твои, во всяком случае.

Я смотрю ему в глаза, двигая пальцем так, что он трется о мой клитор, и откидываю голову назад, когда тянусь вниз и начинаю вводить в себя два пальца, готовая отдаться наслаждению… и чувствую, как Сальваторе крепко сжимает мои запястья, отрывая руки от тела и прижимая их к моей голове.

Я испускаю разочарованный стон, прежде чем успеваю остановить себя, скрипя зубами от того, что мне отказали. Сальваторе склоняется надо мной, его челюсть напряжена, и, когда я смотрю вниз, вижу, что он тверд.

— Значит, ты просто трус, — дразню я. — Ты действительно хочешь меня. Просто ты настолько виноват, что боишься что-то сделать.

Сальваторе испускает разочарованный рык, глубоко проникающий в горло, и, несмотря на себя, я чувствую, как по позвоночнику пробегает дрожь. Его руки скользят вниз по моим рукам, все еще сжимая их, и на долю секунды мне кажется, что он собирается присоединиться ко мне на кровати. Что именно сейчас он сдастся и возьмет то, что украл вчера.

Мое сердцебиение учащается. На краткий миг я не совсем понимаю, от страха или от предвкушения.

И тут Сальваторе хватает меня за руки, более грубо, чем раньше, и рывком поднимает с кровати на ноги. Он трясет меня один раз, его взгляд темный и злой, и я вздрагиваю от неожиданности. Он никогда не был так груб со мной раньше, и на этот раз быстрое биение пульса в моем горле вызывает страх. Я на мгновение задумываюсь, не завела ли я его слишком далеко.

— Что именно ты думаешь делаешь, Джиа? — Сальваторе рычит, и я вскидываю подбородок, отказываясь позволить ему сломать меня. Позволить ему запугать меня.

— Ты нарушил доверие моего отца, — шиплю я. — Он никогда не хотел, чтобы я выходила за тебя замуж. Чтобы я была голой в твоем доме, чтобы ты… — Я прерываюсь, потому что Сальваторе крепче прижимает меня к себе, его лицо напрягается, когда он смотрит на меня сверху вниз.

— Не смей. — Его рот сжимается в тонкую линию, и я чувствую, как край кровати упирается мне в бедра, а его тело настолько близко к моему, что я почти чувствую текстуру его одежды на своей голой коже. — Все, что я сделал, это защищал тебя, Джиа! Ты можешь продолжать протестовать, называть меня лжецом, быть неблагодарной, но я знаю правду. Я знаю, почему ты здесь, и это не имеет никакого отношения к этим… твоим извращенным фантазиям…

— Моим извращенным фантазиям? — Я пытаюсь вырваться из его объятий, но его хватка слишком крепкая. — Это ты вчера вечером засунул в меня свои пальцы, ты…

— Чтобы не причинить тебе боль! — Рычит он, его голос заполняет пространство между нами, и я не могу не сжаться. — Ты всего лишь глупая девчонка, которая настолько наивна, что думает, будто твой драгоценный принц из Братвы хоть на мгновение задумался бы о границах твоего тела, прежде чем трахать тебя так, как ему вздумается.

— Не говори так о Петре! — Кричу я ему в лицо, все еще сопротивляясь его хватке, и он с отвращением фыркает, прежде чем отпустить меня и сделать шаг назад.

— Ты заблуждаешься. — Он качает головой. — Твой отец слишком много потакал тебе, но теперь я твой муж и не собираюсь поступать так же. Прошлая ночь была связана с долгом. Я доставил тебе удовольствие, чтобы подготовить тебя, чтобы не причинить тебе боль, когда буду лишать тебя девственности. Это не было связано с моим собственным желанием.

Его челюсть напрягается, и я все еще не верю ему.

— Твой член твердый, — шиплю я. — Ты гребаный лжец.

Он смотрит на меня с чем-то, что на короткую секунду становится похожим на презрение. Ко мне или к себе.

— Твое невежество явно распространяется на то, как устроено мужское тело, Джиа, несмотря на твой грязный рот и гиперактивное воображение. — Он делает еще один шаг назад. — С меня хватит. Спорить здесь не о чем, и я не буду тратить время на препирательства. Ты, конечно, не понимаешь, но тебе это и не нужно. Теперь ты моя жена, и я сам все улажу.

Ярость снова закипает во мне, выплескиваясь наружу.

— Я не хочу, чтобы со мной так обращались! Ты не можешь просто указывать мне, что делать, принимать такие решения…

Сальваторе усмехается, но в нем нет ни капли веселья, как будто он наслаждается этим не больше, чем я.

— Я могу, и я буду, Джиа. А теперь одевайся. Я проведу для тебя экскурсию по твоему новому дому. Нашему дому, — добавляет он.

А потом он поворачивается, отходит от меня и выходит из комнаты. Я слышу, как щелкает замок, и испускаю разочарованный крик между зубами, нащупывая ближайшую вещь на тумбочке — будильник.

Я швыряю его в стену и смотрю, как он разбивается вдребезги.

10

ДЖИА

Спустя час мне удалось хотя бы сделать вид, что я успокоилась. Но я все еще злюсь, мое разочарование кипит на поверхности. Но я принимаю душ, одеваюсь и укладываю волосы. Когда Сальваторе стучит в дверь, отпирает ее и через мгновение заходит внутрь, я жду, что он скажет по поводу моего выбора одежды.

— Не знаю, ожидаешь ли ты, что в твоем собственном доме каждый час будет формальная одежда, — фыркаю я. — Но в своем доме я привыкла одеваться так, как мне удобно.

Сальваторе игнорирует меня. Он уже знает, что его настойчивое требование красиво одеваться во время еды меня раздражает. Я наблюдаю, как он окидывает меня взглядом: темные джинсы-скинни и футболку цвета тила, лицо без макияжа и небрежный пучок на голове.

— Ты можешь одеваться как хочешь, — холодно говорит он. — Я не собираюсь давать тебе список правил, Джиа.

— Конечно. Ты просто будешь придумывать их в своей голове, а потом отчитывать меня, когда я не справлюсь. — Я мило улыбаюсь ему, но улыбка не достигает моих глаз. — Ты будешь шлепать меня, когда я буду плохо себя вести?

У него снова дергается челюсть. Что за признак, я еще не поняла, означает ли это, что он возбужден или зол. Или и то, и другое.

— У меня нет для тебя свода правил, Джиа, — резко говорит он. — Но я ожидаю от