А маме вообще не до шуток. Она – океанолог и в данный момент изучает химические процессы где-то в водах Атлантического океана.

Кажется, я не видела родителей несколько лет. Шесть, если быть точной. Но я регулярно получаю от них открытки. Может быть, я иногда и скучаю, но сознание исключительности моей семьи придает мне сил и не позволяет распускать сопли. Далеко не каждый может похвастаться такими родителями. Продавец, кассир, электромонтер, учитель – пусть они и готовят завтрак, обед и ужин, провожают детей в школу, ходят на собрания и в магазин, а по вечерам смотрят телевизор. Нет, своим родителям я такого не пожелаю, пусть лучше открытки шлют.

* * *

Если уж по совести, то мои лучшие времена давно прошли. В тринадцать лет тебе уже никто не верит. Перепрыгивая через определенный возраст, кто-то становится слишком тяжеловесным и покрывается прыщами, а кто-то слишком неубедительным в даче ложных показаний. Как ни крути – скатываешься на дно жизни.

Если нужно обвинить взрослого человека в какой-нибудь гнусности, то никого лучше ребенка на эту роль не найти. Детям верят. Дети – глупые. А моя работа в том и заключается, чтобы обвинять взрослых во всяческих неправедных поступках, в основном сексуального характера. Я член международной засекреченной детской организации, работающей в основном с политической клиентурой. Можно сказать, что я проститутка, хотя это и не совсем так. Ко всем прочим радостям, на пенсию мы выходим в четырнадцать лет.

Кстати, о дне жизни.

Я уже начала себя чувствовать или стареющим близоруким бухгалтером, которого держат из жалости, или потасканной стриптизершей, на которую позарится разве что как раз какой-нибудь близорукий бухгалтер. В общем, мои профессиональные дни сочтены, и ничего с этим не поделаешь. Жизнь – штука скоротечная. Не успеешь оглянуться, а ты уже порченый товар, на твоем месте сидит кто-то другой, свесив ноги. Остается доживать деньки в муниципальной школе, вспоминать прошлое и надеяться на последнее задание.

* * *

В тот самый момент, когда я могла бы покуривать теткину папиросу и предаваться упадническим мыслям, я просто предавалась упадническим мыслям, так как тетушка сделала мне выговор за то, что я слишком много курю для тринадцатилетней, и даже припрятала все необходимое куда-то в свое барахло. Директор Анского НПЗ тоже приуныл. И было от чего. Ему только что сделали выговор. Политику он не любил. Он любил нефть. Земные недра и процесс «до́бычи нефти́» радовали его сильнее, чем первые шаги собственных детей. Детей он вообще не особо любил, а женщины казались ему странными. Может быть, потому что у них не было бороды. У директора-то она была, и ему нравилось представлять себя гномом, который вместе с такими же крепкими и охочими до богатств соратниками спускается в темные таинственные пещеры. Что ему не нравилось, так это получать по шее от начальства и раздумывать над тем, как заставить рабочих голосовать за партию «Здоровое Завтра». Когда он совсем вспотел от напряженного мыслительного процесса, он решил больше не думать и предоставить это дело тому, кто в нем разбирается. Директор позвонил в несколько учреждений, промышляющих политическим пиаром, и остановил свой мудрый выбор на одном из них.

Дело пришлось иметь с Левой Зорькиным. Лева Зорькин производил впечатление человека вполне вменяемого и компетентного. В свободное от этого занятия время Лева пьянствовал на селе и слушал синти-поп.

Лева был пофигистом, но вид имел благостный. Прихватив с собой кучу схем, графиков, транспарантов, видео-презентаций, меченую колоду карт и прочее барахло, быстро убедил директора Анского НПЗ в том, что он – Лева – именно тот, кто нужен. Главным жизненным принципом Левы было «не париться», и он тут же применил его на деле, укатив на село, где в перерывах между распитиями спиртных напитков разработал пару концепций для продвижения партии «Здоровое Завтра» среди рабочих. Первым делом Лева предложил устраивать тематические обеды.

В тот же день заводской матюгальник объявил, что сегодня в столовой день «поморской трещочки». Какое отношение трещочка имела к продвижению партии «Здоровое Завтра» было понятно только Леве. Следующий день был объявлен днем шанег, козулей и прочей выпечки. Объявить оставшиеся три дня днями русской водочки Леве, однако, что-то помешало. Будучи человеком либеральным, Лева так же распространил на заводе мотивационные брошюрки с текстом: «ГОЛОСУЙ ИЛИ НЕ ГОЛОСУЙ».

* * *

Опрокинув пару стопок с деревенскими, Лева приплелся домой, чтобы продолжить. Компания ему не требовалась, ему требовался кассетник. У Левы их было штук пять – Лева был парнем зажиточным. Несмотря на это, в быту Лева был довольно скромен, тратиться ему было особо некуда, тем более после того, как жена Левы сбежала в Москву с бывшим геем.

Лева пытался себя развлечь картинами этих двоих, бомжующих у трех вокзалов, но ему тут же становилось нестерпимо жалко жену, а после двух стаканов – и бывшего гея. Превысив эту дозу, Лева уже никого не жалел, а только подмурлыкивал доносившемуся из колонок музлу и, как правило, вырубался.

Иногда он видел сны. Как человеку с богатой профессиональной биографией, Леве часто являлись рабочие моменты, в которых, по его мнению, что-то пошло не так. Так случилось и сегодня.

Пару лет назад он работал на одного депутата, который хотел стать то ли мэром, то ли губернатором, а стал зэком. Хотя Леве казалось, что шансов стать губернатором у депутата все-таки больше, чем шансов колонизироваться.

Во сне Лева сидел на даче у депутата, попивал депутатский чаек, предлагая будущему зэку одну политическую стратегию за другой. Также он предлагал стратегии по улучшению имиджа, стратегии продуктивного общения, мастер-класс «Как привлечь в свою жизнь подходящую женщину», кассету с синти-попом и огурчики в маринаде с Омега-3. Лева уже начал замечать характерный блеск в глазах депутата, который всегда говорил о том, что Лева на верном пути, когда на лестнице на второй этаж возникли детские ноги в синих гольфах. Депутат удивленно уставился на них. За ногами появилась девчонка, довольно потрепанного вида, надо сказать. Она спустилась, перескакивая через две ступеньки, пулей пронеслась по комнате и перед тем, как выскочить за дверь, повернулась и, гнусно осклабясь, показывая свой беззубый рот, подмигнула Леве. «Наверное, дочка кого-то из обслуги», – прокомментировал депутат, а через неделю оказался на скамье подсудимых, обвиненный в педофилии. Леве тогда пришлось немало понервничать, проходя свидетелем по данному делу. Его спрашивали, видел ли он когда-либо потерпевшую, и ему приходилось неизменно отвечать: «Да, видел».

Девчонку, несмотря