тьма, стал слаб! — в нас врезается воронка ветра и тумана, нас могло откинуть, повалить на пол. Шерх создает вокруг нас защитное поле. Все паутины, что сплели мои мужья уже растаяли, мы стоим под куполом, а вокруг купола, снаружи — все белое. На наш щит ложатся ладошки, маленькие ладошки мальчика.

— Шерх нам нужно его обнять втроем, становитесь людьми. — прошу я.

— Настя, он заберет тебя. Мы все слышали и видели. Через тебя с ним разговаривала сам свет, тот свет, что отобрал наших детей. Он вырвался из своей изнанки. По своей сути он все будет обнулять. Его нужно уничтожить. Выйти и сжечь. — Лехш шипит, многие слова не сразу я понимаю.

— Откуда ты знаешь?

— Нам сейчас помогает отец тьма, он говорит так сделать.

— Нет брат, в тебе говорит зерно вечной жизни, ты упал на яйцо, и оно уже прорастает в тебе. — Мол потихоньку опутывает Лехша. — половина тебя окутано туманом, ты его не видишь на себе. Прости брат. — Мол кусает Лехша. За голову, и зубы — клешни одного монстра, пробиваю панцирь другого, запуская яд в тело брата. Лехш валится, мол укутывает его в кокон.

— Мол нет! — я не успеваю. По телу арахнида Мола бегут белые узоры тумана. Коричневый паук пытается лапами стряхнуть с себя узоры, поздно. Его глаза меняются с красного на белый, и он прыгает на нас. Меня сбивает лапой с Шерха.

— нет, нет, Мол вернись, нет. Лехш мой Лехш… — я тину руку к Молу, глаза заполняют слезы.

Шерх выпускает всю тьму из себя, выжигая Мола и Лехша, Мола окутывает тьма. На мои плечи ложится ладошка, вздрагиваю.

— они уже мои, пойдем, не плачь. Тьма меня никогда не понимал. Возьми платок. — я сижу на полу, не поднимая глаз на мальчика.

Наш защитный щит пал. Лехш лежит, я вижу только пару его лап торчащих из тумана. Мол весь в черно — белой паутине, его передние лапы вцеплены в панцирь Шерха. Шерх еще не заражен, он пытается усыпить Мола.

— Идем, — настойчиво зовет голос, который не похож на детский. — я знаю где твои дети, идем покажу тебе их. — он уже тянет меня за шиворот моей рубахи.

— Я не свет, я просто человек, не я с тобой разговаривала. Я пойду, только оставь моих мужей в живых. — строгим тоном прошу я.

— Они будут жить вечно, разве это не жизнь?

— Ты услышал меня, оставь их в живых! — рычу уже. Глаза так и не поднимаю.

— а ты упрямая! — радуется голос над моей головой. — будь, по-твоему, — слышу хлопок ладошек, и удар тел об землю.

Решаюсь, поднимаю голову, рассматриваю лежащих арахнидов. Шерха так и не покусали и он не задел ни одно яйцо. Надежда, на то, что он справится со сном, а потом излечит братьев, наполняет мое сердце. Мне как человеку нужно верить и надеяться на лучшее, я все таки человек.

25

— Нет он не проснется пока я не разрешу, можешь не надеяться, и они, кстати, тоже. Хотя такой запас энергии зря пропадает. Станешь моей, и сама захочешь их высосать. Идем. — резко вскидывает меня за шиворот и ставит на ноги.

Мы идем туннелями, вокруг яйца и туман. Холод. Спертый воздух. Нет жизни. Все время, час может пол часа, что мы шли, мальчик не проронил не слова. Он пару раз глянул на меня, довольно улыбнулся и на этом все. В очередном помещении посреди комнаты стоит зеркало, оно не в оправе, не на ножках, оно словно воткнуто свои полотнищем в сам пол. Тут нет ни яиц, ни тумана.

— леди вперед — мальчик останавливается возле зеркала и указывает рукой на мерцающее полотно зеркала.

В зеркале отражается худенькая девушка, вся из золота. Глаза, волосы, все тело выглядит как ожившая золотая статуя. Это я! Поражено стою и рассматриваю себя, а мальчик отражается как сгусток тумана, только туман этот в виде старика сгорбившегося.

— что застыла, иди! — меня толкают в спину и я вваливаюсь в зазеркалье.

Оказываюсь в гостиной старого английского стиля. Тут горит камин, кресла, диван, все клетчатое коричневого цвета, на стенах висят ружья и арбалеты. Очень уютно и совсем не холодно. За пределами гостиной слышу причитания и бубнеж женщины, где-то лают собаки.

— Что… — не понимаю, что происходит и как такое может быть!

— Это наш дом любимая, я строил его для нас с тобой, точнее для меня и света, но ты и есть сам свет, не до конца только осознаешь это. — меня обнимают за талию, мужские теплые руки ложатся на мой живот. Мне в волосы зарывается чей-то нос, и начинает дышать как паровоз. — смотри!

Меня подхватывают на руки и несут через комнаты, так быстро, что я не могу разглядеть или запомнить ни убранства дома, ни сами комнаты. Я не поднимаю глаз на мужчину. Не понимаю. Был мальчик, он, что стал мужчиной? Запуталась, что происходит! Тут совсем не холодно, тут много светлой энергии. Вокруг жизнь.

Снова зеркало, большое на всю стену, оно и висит на стене. А в нем!

— Смотри любовь моя. — мужчина лет пятидесяти, крепкий, очень высокий. С длеными серыми волосами и серыми глазами, прижимающий девушку лет шестнадцати. Тут я не изменилась, золотые волосы с белыми местами прядями, возраст только помолодел.

Я в удивлении поднимаю глаза и встречаюсь с довольной снисходительной улыбкой. Меня целуют такие мягкие и теплые губы, они дарят спокойствие и счастье.

— Я нашел тебя быстрее чем ожидал. Мое сокровище. — прижимает меня к своей груди — думал уйдет сотни лет пока я найду тебя, а ты сама пришла ко мне. Сокровище…

Укладывает меня на шкуру что лежит перед зеркалом, начинает спешно снимать с меня рубаху, гладит полушария груди.

— Моя только моя! — Он кричит, а из его глаз катятся слезы. Сдирает с меня штаны.

Меня как в транс ввели, почему я не вырываюсь! Как сквозь толщу воды я наношу пощечину. Становится легче двигаться, и я вцепляюсь зубами в запястье, что гладят меня по лицу. Ногами начинаю брыкаться. Рычу. Ору.

— Так даже интересней! — веселится, нависая надо мной мужик. — давай раздвинь ножки, я ждал этого вечность! — и он, входит своим членом в меня на всю длину.

— Ох да… — он двигается, берет меня словно я не живая, а из метала, его руки выворачивают мою грудь, зубы впиваются в шею, а член — он растет, из него вырастают шипы они раздирают мое нутро.

— Ммм… — он воет мне