говорит он. – Правда, по телику шел матч, но ничего, я поставил его на запись. Так что не волнуйтесь.

Я киваю испещренному трещинами полу и снежно-белым кроссовкам, носки которых терпеливо смотрят на меня. И шепчу:

– Спасибо. Огромное спасибо.

А потом приваливаюсь к колченогому массажному столу, не в силах ни стоять, ни сидеть, ни смотреть Джону в глаза. Он, должно быть, в растерянности. Что ж, это понятно. Я давненько к нему не заглядывала. На небольшом столе между нами стоит гигантская бутыль лосьона, который – если все пойдет хорошо – Джон вскоре плеснет на свои крупные, поросшие волосками руки и примется ласкать ими мое скрюченное тело. Я же, уткнувшись лицом в пончикообразную дыру, буду тихонечко подвывать. Но произойдет это не сразу. Сначала я должна объясниться. Почему я так давно не показывалась на глаза? Отчего исчезла так внезапно? Он ничего не понимает, ведь дела у нас пошли на лад. «Миранда, мы ведь с вами неплохо продвинулись, правда?»

– Правда, – шепчу я. – Так все и было.

И сильнее наваливаюсь на массажный стол. Но просто взять и лечь на него у меня не хватает смелости. Джон должен дать мне разрешение. Но он этого не сделает. Сначала он проведет осмотр. Это самая болезненная часть приема. Но мне придется ее выдержать. Джон задумчиво морщит лоб.

Разглядывая меня, он принимает позу тренера – ноги расставляет пошире, а руки скрещивает на груди. И все хмурится, хмурится. Джон всегда хмурится, когда он со мной. Лицензии реабилитолога у него нет. И лицензии тренера, скорее всего, тоже. Наверное, помогать людям – его хобби. Мне его рекомендовала одна преподавательница с исторического факультета. Женщина, которая, сколько я ее знаю, носит на шее бандаж. Но спрашивать, что с ней случилось, мне как-то неловко.

«Джон – лучше всех, – поведала она мне. – Он свое дело знает. Вот увидите, он вас вытащит».

«Вытащит?»

Она энергично закивала – ну, насколько это было возможно в шейном бандаже.

«Разумеется, принимает он подпольно. И в официальную медицину не верит. Она его самого практически уничтожила. Собственно, как и всех нас. Так что Джон – настоящий бунтарь. Борец с системой».

«Серьезно?» Вот оно. В моем сердце снова взвилась жуткая надежда.

«Вот увидите», – шепнула она и сунула мне в руку бумажку с номером телефона.

И я увидела. Вошла в полутемный, пустой, если не считать дешевенького массажного стола, гараж, глянула на выходящего из тьмы Джона в спортивных шортах с планшетом и бутылью лосьона в руках и сразу увидела.

И все равно я прихожу в гараж к Джону за утешением. Прихожу потому, что иногда его рукам удается ненадолго сотворить чудо. А еще потому, что Джон – добрый. Добрее Марка. И уж точно добрее садиста Люка.

Слышу, как наверху, в кухне, жена Джона сердито хлопает дверцами шкафчиков. Она недовольна, что я нагрянула вот так внезапно. Что я вернулась. Что не исчезла навсегда.

– Миранда, должен сказать, выглядите вы неважно, – наконец произносит Джон.

– Правда? – Просто поразительно, сколько в моем голосе надежды.

– С вами явно что-то неладно, – качает головой Джон.

– Серьезно?

Джон кивает:

– О да, совершенно серьезно. Вау. Вы в зеркало смотрели?

– Нет.

– Вы же как будто… – Он изображает руками башню, заваливающуюся на левый бок.

– Не может быть!

– Очень скверно, – продолжает Джон. – И странно. В последний раз, когда вы у меня были, никакого перекоса таза я у вас не заметил. – Джон к таким вещам относится очень трепетно.

И это хорошо, твержу я себе. Это означает, что он разбирается в вопросе. Не обязательно же учиться в медицинском, чтобы стать хорошим специалистом, правда?

Джон, нахмурившись, разглядывает мой вывернутый наизнанку таз, торчащую вперед правую тазовую кость. Нога подо мной подламывается и корчится, будто вот-вот испустит дух. В итоге я все сильнее заваливаюсь влево, как будто правой половины своего тела смертельно боюсь. Джон поднимает голову, но я стараюсь не встречаться с ним взглядом. В его ясных, как у олененка, глазах читается один-единственный простой вопрос.

– Что с вами стряслось с нашей последней встречи? Не понимаю, – говорит он.

Показалось или в его голосе прозвучали подозрительные нотки? Нет, не может такого быть. Это же Джон! Ему просто любопытно. Такой загадочный случай. Я и сама стараюсь принять загадочный вид. И лгу:

– Сама не знаю. Понятия не имею.

– Когда вы были у меня в последний раз?

Я таращу глаза на бутыль с лосьоном, делая вид, что считаю про себя.

– Точно не помню.

– Кажется, не меньше месяца назад? – уточняет он.

Ну да, за этот месяц я успела попытать счастья с Тоддом. Несколько раз сходить на абсолютно бесполезные приемы к Марку. А еще была у одного дядьки в пенсне, который тыкал в мою левую грудь длинной иглой, уверяя, что пытается нащупать мою энергию ци, а потом на целых двадцать минут бросил меня трупом валяться на своем массажном столе.

– Неужели так давно? – охаю я.

И пытаюсь состроить выражение лица, означающее – как летит время.

Не могу же я признаться, что позволила другому терапевту пристегнуть меня к столу ремнями и дергать за ногу, пока та не выскочит из сустава. Приходится прикидываться, что я и сама в полной растерянности. Совершенно не понимаю, что происходит. Вот такое загадочное у меня тело.

– Я правда в замешательстве. – Я качаю головой и еще сильнее наваливаюсь на стол.

Почти сажусь. Еще немного – и я у цели. Но Джон лишь снова скрещивает руки. И еще сильнее хмурится. Как и положено диагносту.

– Может, дело в quadratus lumborum? – наконец высказывает предположение он.

В другое время я бы порадовалась, что Джон знает латинские названия мышц. Меня бы это успокоило. Упрочило мою веру в его диагностические способности.

– Может быть, – бормочу я, глядя, как он помечает что-то на планшете.

– Давайте-ка проведем кое-какие замеры, – предлагает он.

Джон обожает сантиметр. Ведь, в отличие от Марка, никакими хитроумными приспособлениями он не располагает. У него нет ни аппарата УЗИ, ни миостимулятора, ни сухих игл. Зато у Джона есть похожие на присоски осьминога массажные банки, от которых по всему телу остаются красные следы. Однажды он поднялся в дом и вынес мне оттуда коробку с ними, как миску с печеньем – «Не желаете ли попробовать?»

Я разглядываю Джона – совсем растерялся, но явно хочет как лучше. На поясе, как кобура пистолета, болтается чехол с сантиметром. Он искренне хочет помочь, собрать этот пазл, хотя, врать не стану, Миранда, в нем сам черт ногу сломит.