Как только он развернулся вниз головой, скрытый от его взгляда Стаут проделал несколько весьма странных, если не сказать подозрительных, манипуляций. Сняв часы на эластичном ремешке, он нажал на красную кнопку сбоку циферблата. Из корпуса выдвинулся тонкий и гибкий металлический прутик. С виду он напоминал полуметровую антенну, но явно служил для иных целей, поскольку, развернув штырь острием вниз, Стаут в несколько приемов воткнул его в песок возле шершавой каменной поверхности. Нажатие второй кнопки было сделано для того, чтобы из суставчатого прута выдвинулись сверхпрочные штырьки. Развернутые вверх, они образовали конструкцию, напоминающую рыбий хребет с ребрами. Теперь, чтобы извлечь часы из тайника, пришлось бы сперва докопаться до них, но Стаут не собирался этого делать.

Переведя дыхание, он посмотрел в сторону Быкова, ноги которого по-прежнему были обращены пятками вверх. Ничего не заметил. Вот и отлично! Дело сделано. С этой минуты Стаут вплотную приблизился к осуществлению мечты всей своей сознательной жизни. Очень скоро он станет не просто богатым, а сказочно богатым. Осталось потерпеть совсем немного…

Бросив взгляд на запасные часы, хранившиеся в прорезиненном кармашке, Стаут обхватил трубу и вместе с ней перемахнул через стелу, чувствуя себя персонажем фантастического фильма о космонавтах, действующих в невесомости.

Быков встретил его приветственным взмахом руки. Стаут показал ему два пальца, после чего направил конец «хобота» в дно. Песок, кружившийся, как снег во время метели, бесшумно устремился в раструб. Но тут Быков толкнул напарника и предупредительно выставил перед собой ладонь. Это означало, что он заметил что-то интересное и просит убрать шланг «пылесоса». Стаут мгновенно подчинился, с интересом наблюдая за ним.

Не веря собственным глазам, Быков протянул руку в перчатке и осторожно провел пальцем по блестящему предмету, проглядывающему сквозь песок. Шланг Стаута оставил здесь небольшое углубление, что и позволило его обнаружить.

Двигаясь осторожно, чтобы не поднять песок со дна, Быков принялся очищать находку, пытаясь ухватить ее кончиками пальцев. Действовать приходилось одной рукой, потому что вторая держала фонарик.

С осторожностью и точностью хирурга, извлекающего пулю из раны, Быков приподнял звено цепи, соединенное точно с таким же, еще с одним, и еще… Судя по виду и состоянию находки, это было золото, лишь частично поврежденное морской водой. Пылинки песка в свете фонарика только усиливали блеск драгоценного металла.

Звенья были размером с небольшие бублички для чая, сквозь них можно было просунуть два пальца. Следов ковки или какой-то другой обработки Быков не заметил. Ему удалось извлечь десяток соединенных между собой звеньев, когда цепь оборвалась. Ее длина составляла около полуметра. Последнее звено было перекручено и разъединено.

Быков мог бы еще долго любоваться находкой, но прикосновение к плечу напомнило ему о необходимости засунуть цепь в холщовый мешок на поясе и подниматься со дна морского. Почти как в той песне, только наоборот. «Но спускаемся мы с покоренных вершин… Что же делать, и боги спускались на землю…»

Лежа на верхней койке, Стаут держал перед собой раскрытую книгу в мягкой обложке, но не видел в ней ни строчки. Не слышал он и тихой музыки, проникающей в каюту из наушников Ватермана, задремавшего внизу.

Стюарт Стаут думал.

Завтра утром южнее Азорских островов должен будет промчаться ураган, направляющийся в сторону Америки. Капитан опасался, что ураган краем заденет «Пруденс», но старик Заводюк наотрез отказался отводить судно в гавань. Его поддержали все члены экспедиции, включая Стаута. Это был еще один подарок судьбы, от которого он не собирался отказываться.

После долгих и нудных препирательств с мистером Джеллоу было принято решение закрепиться на месте с помощью двух дополнительных растяжек, благо глубина и грунт позволяли. Во время шторма судно будут удерживать два якоря, носовой и кормовой, а также пара стальных костылей, вбитых в грунт. Прекрасное решение! Стаут мысленно аплодировал профессору, проявившему завидное упрямство и нежелание доверяться современной аппаратуре. Теперь все зависело от прочности четырех тросов. Или от их слабости.

– Предлагаю гасить свет и спать, – донесся снизу голос Ватермана.

– Пять минут, – откликнулся Стаут. – Не возражаешь?

– О’кей, пять минут.

Ватерман заворочался, раздеваясь и укладываясь. Он всегда спал абсолютно голым. Стаута это не волновало. Голый Ватерман походил на ощипанного худого цыпленка с пупырчатой кожей. Такие мужчины были не во вкусе Стаута. Вот Быков – другое дело. Но этот парень помешан на бабах, он не знает, что такое настоящий секс, и знать не хочет. Жаль. Хотя не очень. Очень скоро выбор Стаута значительно расширится. Можно будет вообще махнуть в какую-нибудь дикую страну типа Черногории или Боливии и отвести душу там. Чем примитивнее мужчины, тем лучше они в любви.

Стаут пошелестел страницами, делая вид, что поглощен чтением. Незачем выдавать свое нетерпение. Истинные чувства необходимо скрывать, если не хочешь, чтобы посторонние играли на них, как на клавишах. Гораздо приятнее и полезнее задумывать и исполнять мелодии самому.

– Прошло шесть минут, – проворчал снизу Ватерман, помешанный на педантичности.

– Ладно, ладно, отбой.

Стаут сунул книгу под подушку, потянулся, хрустя суставами, закинул руки за голову и протяжно зевнул.

Спать он не собирался. Природа не обеспечила его встроенным «будильником», который заставляет людей просыпаться в назначенное мозгом время. А включать сигнал на мобильнике нельзя – Стауту не нужны лишние вопросы типа «Почему ты поднялся среди ночи? Куда пошел?».

Он опять зевнул, нагоняя сонливость на соседа снизу, и уставился в серый потолок с погашенным светильником. Ему не привыкать лежать без сна, прогоняя сквозь мозг одну вереницу мыслей за другой. Жизнь приучила. Она у Стаута была нелегкой, но он был ей благодарен. При любой иной судьбе он никогда бы не стал тем человеком, каким являлся теперь, и человек этот, по глубокому убеждению Стю Стаута, был близок к идеалу, если еще не сравнялся с ним.

Жизнь научила его не только побеждать сон, но и многому другому. Подчинять всего себя достижению поставленной цели. Не жаловаться и вообще не болтать лишнего. Скрывать свои истинные мысли, пристрастия, устремления. Ну и многому другому, без чего общество тебя поглотит или раздавит. Либо то и другое в любой последовательности.

С раннего детства Стаут был вынужден вести двойную жизнь. На улице, среди сверстников, он был крутым, резким и жестким, бросаясь в драку даже там, где этого не требовалось. Дома же он перевоплощался в маменькиного… вернее, в тетенькиного сынка. Тетушка Энн была бездетной, так что с готовностью взяла на себя заботы по воспитанию маленького Стю, когда его родная мать сошлась с мелким менеджером из Манчестера.