Наклонился к женщине, касаясь ее губ в ответном поцелуе. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что объятьями жены он пытается вытеснить мысли о другой женщине, и что все это подло и омерзительно, но и остановиться не мог уже. И не хотел. Рита была нужна ему. Как отдушина, как соломинка, за которую отчаянно цепляется утопающий. Нужна со своей любовью, этой немного странной, в чем-то дотошной привязанностью, с ее наивностью и верой в людскую доброту. Она ведь не только Михайлову пыталась оправдать. Она ему верила. И в его любовь к себе – тоже верила. В ту самую любовь, о которой он почти никогда не говорил, потому что не чувствовал и отдаленно чего-то похожего на то, что переживал с Диной.

– Люблю тебя… – выдохнул, опуская ее на постель и прерывая поцелуями лицо, вдруг ставшее мокрым от внезапных слез. Остановиться бы, вникая, что действительно сейчас заставило Риту плакать, но опять этого не сделал. Перекатился на спину, прижимая женщину к себе с такой силой, что она вскрикнула. Но даже не попыталась отстраниться, лишь сама еще теснее  прижалась. Прошептала в ответ, уже не лицо только его целуя, а скользя губами по телу, дразня и соблазняя, лишая возможности хоть сколько-нибудь здраво соображать: – Люблю.

Ее разбудила головная боль и непривычная тяжесть во всем теле. Губы запеклись, а горло саднило, как при простуде. Какое-то время Дина лежала, не открывая глаз и прислушиваясь к своим ощущения. Может, она и правда заболела? Открыла глаза – и сразу же снова зажмурилась, потому что все вокруг завертелось, будто она не дома в собственной постели находилась, а внезапно оказалась на карусели, запущенной на самой высокой скорости.

События вчерашнего вечера всплывали в памяти обрывочными, смутными картинками. Ресторан. Вот Морозов подвозит до дома. Два бокала вина на столике в ее квартире. Потемневший от желания взгляд мужчины…

Подскочив на кровати, Дина охнула от разрастающейся боли. Словно тысячи крошечных молоточков застучали в виски. Снова открыла глаза и оглядела себя, с ужасом обнаруживая, что она… раздета? На ней не было ничего, кроме белья.

А потом до нее донесся запах кофе. Потрясающий, волшебный аромат, бодрящая горчинка с примесью шоколада. К нему примешивался еще какой-то запах, тоже знакомый и не менее вкусный, но Дина не могла разобрать, чем именно пахнет. Она вообще отвыкла от того, что с утра в ее доме ощущается запах еды, еще и такой чудесный.

Осторожно спустила ноги на пол и застонала, когда при попытке встать все вокруг опять поплыло. Главное – не делать резких движений. Это должно помочь… наверно.

Пошатываясь, добрела до шкафа и вытащила оттуда махровый халат. Закуталась в него, несмотря на то что было совсем не холодно. Остановилась перед зеркалом, рассматривая собственное отражение. Да уж, видок еще тот. Перепутанные взлохмаченные волосы, черные тени вокруг глаз от размазавшейся косметики. Губы пересохли и болели, еще и были какого-то неестественно яркого цвета. Может, у нее все-таки температура? Кажется, где-то был градусник, только она не пользовалась им уже несколько лет. Болезни обходили стороной, а если и случалось простудиться, то все протекало довольно легко, так что ей не требовалось даже больничного. А сейчас Дина чувствовала себя полностью разбитой и больше всего на свете хотела вернуться обратно в постель. Зарыться в подушку, чтобы не видеть и не слышать ничего. И никого.

Особенно никого. С кухни доносились весьма характерные звуки, какие бывают во время приготовления пищи. И которых совершенно не могло быть в ее доме.

Самым ужасным было то, что Дина абсолютно ничего не помнила из того, что случилось ночью. Случилось ведь? Иначе с чего бы Морозову торчать у нее на кухне с самого утра, еще и готовить завтрак?

Когда о подобной мужской заботе рассказывали знакомые, это звучало умилительно. Она завидовала почти, невольно возвращаясь в памяти в те далекие и счастливые дни, когда Сергей был рядом. И частенько будил ее, принося в постель кофе и еще какие-нибудь потрясающие вкусности.

С Денисом, да и со всеми остальными ничего подобного не происходило. Впрочем, Дина этого и не ждала. Такие отношения подразумевали какую-то особенную близость, которой просто не могло быть между людьми, что просто спят вместе. Оттого и казалось сейчас таким нелепым и непонятным присутствие Олега. Почему он не ушел? Зачем остался, еще и начал что-то готовить? Что он вообще о себе возомнил?

Как бы ни было тяжело встречаться с ним, отсиживаться в своей комнате точно не выход. Да и не ребенок Дина уже, чтобы прятаться после наделанных глупостей. Раз угораздило натворить такого, придется расхлебывать последствия.

Она распахнула дверь, и аромат свежесваренного кофе стал острее. Действительно волшебный запах. Ей бы порадоваться, но слишком сильно болела голова и слишком неловко было встречаться с собственным директором, так быстро сменившим статус из-за ее дурости.

– Доброе утро! – весело воскликнул Морозов, оборачиваясь на ее шаги. Именно весело, что делало его присутствие еще более неуместным. Ничего доброго в этом утре не было, начиная от состояния Дины и заканчивая пребыванием мужчины в доме. Что именно могло его обрадовать? Секс, которого она даже не помнит? Неужели ее директор такой же, как все остальные мужики, и очередное достижение так сильно льстит самолюбию?

Дина понятия не имела, как себя вести. Лучше бы выставить его за дверь, а самой на самом деле вернуться в постель и провести там весь предстоящий день. Вот только не могла она это сделать. И вчера почти не была на работе, и сегодня до начала рабочего дня времени оставалось не так много. Вряд ли стоило рассчитывать на то, что ночь с начальником станет достаточным поводом, чтобы туда не являться.

– Мне надо в душ, – пробормотала, не глядя на Морозова. Им придется поговорить, но сначала надо хоть немного привести себя в порядок. А то ей самой страшно на себя смотреть.

– Непременно, – мужчина, не переставая улыбаться, протянул ей стакан с какой-то жидкостью. – Только сначала выпей.

Дина поежилась, забрала стакан и так же, не поднимая глаза на Олега, юркнула в ванну. Не то чтобы его забота была неприятна, но неловкость перевешивала все остальное. И еще злость: на себя, что оказалась такой дурой и напилась до беспамятства, и на него – за то, что воспользовался ситуацией. Хотя вряд ли кто-то в его положении поступил бы иначе. Когда женщина с такой готовностью вешается на шею, трудно устоять. А