совсем небольших. Кому могло прийти в голову сделать из него меч и дать простому наемнику?

В эту минуту в палатку вбежала взволнованная Шагати.

— Приехали! Ильян-ага, нужна ваша помощь!

Ильян положил клинок на стол и поднялся. Взгляд его на мгновение задержался на узоре ковра. Что-то странное и очень знакомое было в его завитках. Это, впрочем, могло подождать. Выйдя из шатра, он сделал пару шагов, а потом перешел на бег. Цзюрен спешивался, стараясь при этом удержать Лин. Лицо ее было бледно, длинные спутанные волосы свисали неопрятно, тело казалось беспомощным, безвольным, неживым и в то же время напряженным, точно парализованное.

— Ян, — уже не в первый раз в критическую минуту Цзянсин заговорил фамильярно. И коротко. — Плеть.

Ильян осторожно принял девушку в свои руки, пошатнулся, но устоял.

— Кто это сделал?

— Неважно. Он мертв, — Цзюрен спешился наконец. — Давай, я отнесу.

Ильян трезво оценил свои силы и спорить не стал. Позволил Цзянсину перенести Лин в палатку и уложить на постель, а сам тем временем принялся собирать лекарства, бинты, горячую воду. Вскоре к нему присоединилась сосредоточенная Шагати. Она была не так хороша, как Лин, ей предстояло многому научиться, но у девушки определенно были все качества хорошего лекаря. Вдвоем они раздели Лин — тут проявилась еще одна хорошая черта кочевников, Ильяна никто не стал прогонять ради глупых ханжеских «приличий» — и осторожно обработали поврежденную спину. Плеть оставила глубокие следы, а в нескольких местах рассекла кожу. Накрыв спину девушки тонким полотном ткани, Ильян заставил Лин выпить лекарство и без сил опустился на шкуры.

Только тут Шагати дала волю чувствам: стиснула кулаки и процедила несколько весьма грубых слов. Покраснела густо.

— Он мертв, — кивнул Ильян. — Можно лишь сожалеть, что мастер Цзянсин слишком искусный фехтовальщик, и тот человек перед смертью едва ли мучился.

Шагати крепче стиснула кулаки.

— Он не заслужил простую смерть. Он запугал и обесчестил наших женщин. Я пойду к ведьме, пусть Луна пошлет за ним демонов.

Ильян улыбнулся этим суевериям. Его всегда забавляло и занимало, как легко люди верят во всякую нечисть. Впрочем, оно и понятно: удобно, когда можно на кого-то свалить и свои неудачи, и исполнение прихотей.

— Госпожа Пустынная Луна — сильная ведьма, — закивала Шагати, по-своему рассудив его молчание. — Она с детства служит Богине. Она знает прошлое и будущее, владеет жизнью и смертью. Она настолько сильна, что может вернуть мертвого.

Ильян улыбнулся.

— Тогда мне стоит с ней познакомиться и кое-чему у нее поучиться.

— Не смейтесь, мастер, — нахмурилась Шагати неодобрительно. — В прошлом году один гунар ее оскорбил, а потом умер. Так она раскопала могилу, оживила того гунара и заставила служить себе. Теперь он ее раб, безвольный, беспомощный гулям, лишенный разума.

— Гулям? — хмыкнул Ильян. Ему доводилось слышать об оживших покойниках, бездумных поедателях мертвечины. Эти страшные истории рассказывались и на юге, там, если послушать, гулямами вся пустыня полнилась. — Иди к этой ведьме и проси о возмездии, госпожа Шагати, в том нет вреда, только позже. А сейчас, пожалуйста, присмотри за Лин’эр. Мне нужно поговорить с мастером Дзянсином.

Цзюрена он нашел в палатке вождя. Ни жен, ни детей, ни его самого не было — все в племени заняты были освобожденными пленницами и приготовлениями к отходу. Цзюрен один сидел возле стола и разглядывал меч.

— Есть идеи, что это такое? — спросил Ильян, садясь напротив.

— Железный меч.

— Дороговато для наемника — иметь такую игрушку.

Цзюрен покачал головой.

— Это не игрушка, мастер Ильян. Это… нечто совсем иное. Железо прочнее бронзы. Это оружие… грубое, простое, но кое в чем оно стократ лучше моего меча. Джуё… возможно, нашел где-то источник железа.

— Угодил под звездопад? — хмыкнул Ильян.

Цзюрен покачал головой.

— Или отыскал его на земле. Ладно, не это сейчас важно, — Цзюрен отложил меч. — Куда нам теперь двигаться? Мы слишком отклонились от первоначального пути, а если вернемся к столбам, потеряем много времени.

Ильян задумчиво провел пальцами по завиткам на ковре, служащем скатертью, отслеживая все их замысловатые извивы. Замер.

— Убери-ка все со стола, мастер Дзянсин. И достань карту.

Глава 9

В которой обманывают и обманываются

Время текло как-то странно, сонно и медленно, и только по меняющемуся освещению можно было догадаться, что приближается вечер. Шен все эти непомерно растянутые часы потратил, пытаясь освободить руку, но кандалы, сменившие кожаные ремни, сделаны были из незнакомого ему необычайно прочного металла. Все попытки были тщетны и измотали его чрезвычайно. Шен наконец сел, прикрыл глаза и на долю секунды позволил отчаянью взять верх. Если ему не удастся вырваться, единственные близкие люди погибнут. И даже не узнают. Где он, что с ним и как он ради них старался. И в загробном мире они не свидятся, потому что для непочтительных сыновей уготован Лабиринт Пустоты. И потому что Шен Шен в загробную жизнь не верил. Если в богатой семье рождаются те, кто прошлую жизнь прожил праведно, отчего же богачи сплошь и рядом такие мерзавцы?

Уже почти стемнело, когда в зале снова появилась девушка. Ловко, точно столичная акробатка-канатаходка — Сяо Сю обзавидовалась бы, — она несла на голове большую плоскую корзину. В руках еще одну, поменьше, и лампу. Поставив все это на пол, девушка вышла и вернулась с третьей корзиной и небольшой жаровней. Шен наблюдал за ней со все возрастающим удивлением. Девушка достала одеяло, лепешки, поставила все это перед Шеном, а сама села на некотором отдалении и принялась плести замысловатый амулет из цветных ниток. Рукава она закатала, чтобы не мешались, и видны стали ее изящные белые руки и браслет на запястье. К простому ремешку подвешены были бубенцы, монеты и небольшой ключ. От кандалов. Если бы только добраться до него…

Обычно у Шена не возникало с девицами проблем, он мог уболтать любую. В Пионовом квартале его, случалось, привечали бесплатно. Но как быть, если девушка ни слова не понимает? Хоть павой ее назови, хоть тухлой рыбой — все едино.

Чтобы хоть как-то привлечь внимание девушки, Шен начал петь. Голос у него был красивый, хорошо поставленный, и в юности даже удавалось пением неплохо заработать. Лет в восемнадцать-двадцать, правда, Шен это делать перестал: поющего на улице мужчину принимали за проститутку. Но песни не позабыл, и героические, и любовные.

Сперва Кала-ана делала вид, что не замечает его, но видно было — слушает. Потом она и вовсе перестала таиться и подсела ближе. Увы, песни вскоре закончились. Шен продолжил говорить, пока девушка его слушает, глядя с любопытством своими необыкновенными глазами. Ее, кажется, заворожил сам тембр голоса. Руки все плели