– У него что, «Шилка» есть? – несколько удивился задумчивый майор.

– Без понятия, товарищ майор.

– Попахивает мошенничеством. Обманет он, оплату возьмёт и сбежит. Да и никто не даст такую цену. Оружие и боеприпасы… С командиром полка нужно поговорить. Опиши мне этого продавца информации.

Грузовик с боеприпасом для зенитной установки я не получу, это я понял окончательно. Не принято тут ещё, чтобы военнопленных на оружие обменивали, да ещё такое. Ну, я особо и не надеялся, губу, конечно, раскатал – а вдруг? – но понятно, что так и будет. Да и не собирался я наживаться на беде двух парней, просто закинул удочку. Крючок сразу сорвало, слишком зубастая оказалась акула.

Я начал перечислять приметы информатора и вдруг замер, глядя за плечо майора.

– Что? – сразу спросил он и не думая дёргаться или оборачиваться.

– Вижу я его. Только что в чайхану зашёл. У него халат с зелёным поясом. Точно он.

Удобная всё таки вещь Взор. Этот парень, перекуп с рынка, к узбеку, державшему наших в плену, несколько раз за день заходил, и я уверен, что о пленных он знает. Поэтому, когда он появился на рынке, я его и сдал. Дальше майор, которому снятый комбат был другом, раскрутит это дело и постарается вернуть бойцов живыми.

Майор, молча кинув, укатил, а нам через полчаса дали приказ возвращаться в казармы: время патрулирования закончилось. Взором я с интересом наблюдал, как взяли перекупа, а затем штурмом – двор узбека. Парней освободили и отправили в санроту. Там как раз и девушка пленённая в себя приходила. Подслушав допрос бандитов, которые её стерегли, я узнал, что на неё был заказ: один горный хан (в горах пять домов – уже аул, значит, хан) увидел девушку в городе и возжелал, вот и заказал похищение, сейчас разбираются.

Парни наши побиты, но госпитализация им не потребовалась, завтра их вернут. Сейчас с ними особисты работали, да и военная прокуратора тоже нарисовалась откуда-то. Перекупа спрашивали насчёт продажи информации по парням, но он уверял, что не было такого и он ко мне не подходил. Ему, разумеется, не поверили, и особисты сумели убедить его, что всё-таки подходил. Перекуп, косясь на пудовые кулаки бойцов и стараясь не шевелиться, чтобы помятые рёбра не давали о себе знать, кивал и соглашался: мол, было такое, подходил, бес попутал. А я у нас в штабе батальона писал рапорты по этим делам.

А что касается советского вооружения и боеприпасов, то я вот что решил: будет возможность и время, наведаюсь на территорию Западной Украины, там в основном хохлы устроились, что потом будут орать «хайль Гитлер», то есть «слава Украине». Поэтому их ограбление я не считал чем-то нехорошим. Может, усилят там контроль и не дойдёт до переворота.

До окончания срока службы мне оставалось тринадцать месяцев, надеюсь их пережить, а дальше будет видно. На сверхсрочную оставаться я и не думал.

Хранилище нужно качать, и чем быстрее, тем лучше, чтобы было куда убирать трофеи. Поэтому каждый вечер, как только темнело, я убегал на берег речки (парни думали, что к местной девушке) и качал Хранилище по два-три часа, иногда четыре удавалось отхватить.

Так месяц прошёл, другой, Новый год отметили, тысяча девятьсот восемьдесят седьмой наступил. За это время я заработал ещё одну медаль «За отвагу». Как? Да командование батальона поняло, что со мной можно и нужно работать, я имею нечеловеческую чуйку. К счастью, это универсальный ответ – мол, чуечка сработала, – и тут это объяснение тоже прошло. Меня часто отправляли в патрули по городу, потом – на блокпосты, и у меня больше двух десятков задержаний было. В общем, поняли, что стоит чаще меня использовать.

А уж когда меня с очередным конвоем (не одного, весь мой взвод был) в сторону Кабула отправили и я обнаружил фугас и засаду, мной заинтересовались особо. Банду мы прижали, а тут и наши на вертушках подлетели да высадили десант, загоняли они банду и почти всю уничтожили. В том бою я и заработал медаль. Из АГС-17, приваренного к башне нашей БМП, я так точно положил несколько очередей, что половина моджахедов там на склоне и осталась, тридцать семь тел насчитали. Вообще, орден хотели дать, но меня там в самоволке почти поймали, в дверях казармы (сдал кто-то, но я ему уже отомстил), вот и сократили до медали.

Сегодня первое февраля. К этому времени я уже отлично прокачал Взор, Исцеление тоже, да и с Хранилищем не затягивал, уже три с половиной тысячи кубов, а занято едва тысяча триста. Наш взвод сейчас, усиленный отделением гранатомётчиков и одним танком Т-55, стоял на блокпосту «Северный». Была также и техника взвода – один «Урал» и две БМП-2. Раньше ещё «поднос» был, батальонный миномёт с расчётом, но его ещё неделю назад куда-то в другое место перебросили. На вершине холма пулемётное гнездо устроено, там крупнокалиберный пулемёт стоит, «Утёс», прикрывает нас. Вообще, новых танков я тут не видел, у афганцев Т-34-85, Т-55 и Т-62, у наших – всё то же самое. В принципе, хватало.

Я, как обычно, на проверке работаю: через блокпост проходила крупная трасса, а то, что у меня нюх на запрещённые и опасные грузы, знали уже все. Работал я обычным проверяющим, но, несмотря на все дела, оставался ефрейтором, хотя мне дважды хотели дать сержанта, пропуская приставку младший. Да я отказался, мне с моей должностью обычного рядового бойца куда проще. Вообще, так не принято, но мне пошли навстречу.

Так вот, сегодня улов слабый, всего две контрабанды – наркоты два кило и патроны к американскому крупнокалиберному пулемёту. Видать, прочухали, что через этот блокпост не пройти, так что мало запрещёнки, но ещё не вечер. У нас на посту ещё отделение солдат народной армии Афганистана было, мы вообще с ними плотно сотрудничали, хотя не одного предателя, сливавшего информацию, контрразведка среди них выявила, но тут вроде парни проверенные.

И тут к нам вдруг заехали два уазика в командирской версии, в них четыре офицера и пять бойцов, я никого из них не знал. На гэрэушников похожи. Встречался я с этой братией, было дело, впечатлён до сих пор.

Офицеры ушли в блиндаж взводного, который тут был старшим офицером, а бойцы у машин дышали свежим воздухом; что примечательно, никто не курил. В нашем взводе почти все курили, только четверо держались, считая меня. Как поветрие какое-то.

Хотя в армии это обычное дело: если не куришь – иди работай. Так что хочешь отдохнуть – бери папиросу, кури. Перекур в армии – дело серьёзное, поэтому все научились дымить, даже те, кто ненавидел табак. Втянулись. Армия умеет учить и мотивировать.

– Королёв, к взводному! – крикнул связист из блиндажа. Он у нас и за дневального, и за посыльного.

Я в это время Взором изучал подъезжавшие к нам две старенькие машины. В кузове пикапа такой стог сена, что он едва на кабину не навалился. Вторая машина легковая, похоже «Рено», где-то послевоенной сборки. В пикапе двое, в «Рено» трое, считая ребёнка, но груз у всех один – пачки американских долларов, уложенных на дно машин. Тысяч сто будет мелкими купюрами, по нынешним меркам – целое состояние. Похоже, оплата работы наёмников, а может, и главарям моджахедов везут.