Мне просто интересно, что она делать будет.

Нет, она мне не нравится, честно! Ну, как женщина. Просто с ней весело и да, из-за нее я улыбаюсь как дурак, жаль только, что температурящий дурак. Пришлось пить еще таблетку и браться за работу, а то я ведь весь день проспал, а дела не дремлют.

Деньги они вообще не терпят расслабления и самоуверенности. С ними всегда надо быть начеку, как с диким зверем. В любой момент они могут убежать, особенно если дашь слабину.

Отец учил меня быть готовым потерять деньги. Если это случится, то ты, конечно, ошибся, но это совсем не повод терять свою жизнь и ставить на себе крест. Игры на бирже хорошо приучают терять и получать, как отец и говорил. Там можно обнулиться за один день, если совершить слишком много ошибок или войдёшь в кураж. Это не казино, но многих заносит. Хотя я, конечно, все деньги никогда не потеряю, хотя бы потому, что всегда имею запасы, ну и работу Ботаника, но это я, а другие? Мне вот всегда было интересно, что будет с намыленной куклой, когда она деньги все потеряет? Что от нее останется?

От Киры осталась Кира и, черт побери, это здорово!

Уже в кабинете понимаю, что пару минут назад мне звонил отец. Я-то думал, что уже поздно для его звонков. Сразу перезваниваю.

— Привет, мама, что ли, вернулась раньше? — спрашиваю, как только отец отвечает на звонок, просто обычно он в это время уже спит и мне не спать не советует.

— Нет, выяснял про твое дело. Там все очень серьезно, Вань, — строго говорит он.

— Ясно, — хмурясь, отвечаю, понимая, что подробностей отец мне не расскажет, да и они мне не нужны. — А Кире что-то угрожает?

— Нет, Кира тут совершенно ни при чем, но, если она будет активно спасать приют, может привлечь к себе ненужное внимание.

— Ясно, — снова бормочу я, быстро соображая, что мне в этой истории действительно надо. — Скажи, а ты можешь выяснить, можно ли оттуда забрать животных? Их грозятся усыпить, а Кира именно этого не хочет.

— Не знаю, — честно ответил отец, задумавшись, — но следователь может поговорить с тобой лично. Только я сказал ему, что нам это дело интересно потому, что твоя невеста любит животных и очень переживает за них.

— Ну, по сути, так и есть, — согласился я и сразу озадачился.

Так и есть? Что именно так и есть? Что она моя невеста или что животных любит?

Хм, кажется, надо серьезно подумать о первом варианте, но потом.

— Записывай, — произнёс отец, продиктовал координаты следователя и добавил: — Он ждет тебя завтра утром до десяти, если не сможешь, позвони.

— Хорошо, спасибо.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает отец явно недовольно. — Голос у тебя какой-то странный, не охрипший, а… слабый, что ли. Ты вообще лечишься?

— Да, лечусь. Все хорошо. Завтра как раз к врачу, потом к следователю. Не волнуйся. Я еще температурю, но это не страшно.

— Смотри мне.

— Смотрю, — смеюсь я, а сам понимаю, что стол у меня под рукой слишком холодный.

Попрощавшись с отцом, меряю температуру. Она все еще высокая, почти не упала. Кажется, я довыделывался.

Приходится отказать всем, кто написал Ботанику за сегодня. Стандартная фраза «Я не могу принять ваш заказ, так как не имею возможности выполнить его в срок» была отправлена всем, и я даже не читал, кто и что от меня хотел. Мне бы в таком состоянии доделать все, что надо. Доклад вот надо завтра до полудня сдать, и несколько работ обязательно закончить.

Поэтому я пью еще одну таблетку и начинаю работать, только теперь понимая, что заболел всерьез и никакой универ мне пока не светит.

о рисунках на блинах

Иван

Проснувшись, я пару минут просто лежал, пытаясь вспомнить, как и когда лег спать. Глядя на дисплей телефона, который продолжал мне угрожать будильником, я не сразу понял, зачем я решил вставать в такое время. Мне что, жить надоело?

Потом до меня, как из тумана, доходит, что вообще-то я всегда так встаю. Начинаю день с пробежки, завтракаю и еду на учебу. Сумасшедший.

Голова болит. Все тело ломит. Дышать как-то неприятно. Хотел накрыться одеялом с головой и спать дальше, но только повернулся на бок — и раскашлялся, пришлось садиться, чтобы откашляться.

Пока кашлял, совсем проснулся. Температура опять поднялась. Пришлось пить таблетку, а там уже и ложиться смысла не было. Надо ехать к врачу, потом к следователю. Только, прежде чем ехать куда-то, надо порядок в голове навести. А что там помогает его навести? Правильно, готовка.

Решил порадовать Киру завтраком, заодно подумать. Понял, что хочу оладушек, и сразу взялся за дело.

Пока возился со сковородкой и тестом, действительно смог немного прийти в себя и составить план действий. У следователя надо выяснить, можно ли изъять из приюта животных, и если да, то решить, куда их пристроить и, судя по ситуации, сделать это нужно сегодня, потому что потом может быть поздно. Что бы там ни происходило, а о животных точно никто не будет думать и заботиться. Тут Кира права.

Нет, мне-то на самом деле все равно, но мне очень хочется посмотреть, что на все это скажет Рогозина. Как отреагирует. Бросится ли мне на шею и перестанет говорить, что я гад? Или сразу поцелует?

Думая об этом, я сложил на большое блюдо три оладушки, нарисовал на них сердечко сметаной, посыпал это дело нарезанной клубникой и пошел греть молоко. Будем считать, что это подкат. А почему нет? Мы все равно вместе живем, и грудь у нее настоящая.

— Доброе утро, — сонно произнесла блондинка, появившись в дверном проеме кухни, пока я грел молоко.

Медленно оборачиваюсь, встречая блондинку усмешкой. Стоит, зевает. Обнаженное колено из-под халата торчит. Красота.

— Умылась? — спрашиваю, иронично усмехаясь. — Яд сцедить не забыла?

— Оставила, решила в тебя с утра пораньше плюнуть, — отмахивается, продолжая зевать и озираясь, словно не понимая, зачем вообще на кухню пришла.

— Очень приятно, я польщен, — смеюсь я и ставлю на стол две кружки молока. — Можешь плеваться и садиться есть, главное — на стол не попади, а то я же старался.

Она от этих слов явно запуталась, что ей делать, ругаться со мной или нет, переводя недоуменный взгляд с накрытого стола на меня.

— Ты совсем заболел, что ли? — спрашивает непонимающе.

Довольно улыбаюсь в ответ. Она ведь смущается. Румянец на ее сонном личике так очарователен, а ведь это просто сметанное сердечко. Утренняя шалость явно удалась!

— Да, болею, твоими стараниями, — отвечаю, не переставая смеяться. — Ты садись, кушай, только не подавись несплюнутым ядом.

— А это что за произведение искусства? — спрашивает она, указывая на тарелку. — Зачем это? Тебе заняться нечем было?