— Хорошо, капитан.

Брюс окликнул Раффи, который стоял на террасе.

— Ты погрузил продукты и лекарства для миссии?

— Все в багажнике, босс.

— Хорошо. Приведите часовых на станцию. Скажите машинисту, чтобы стоял под парами. Двинемся, как только я вернусь с лейтенантом Хейгом.

— Есть, босс.

Брюс отдал ему свой мешок.

— Отнеси в поезд, Раффи. — Внезапно он заметил кипу картонных коробок у ног сержант-майора. — Что это?

Раффи смутился.

— Пара бутылочек пива, босс. Вдруг по пути домой пить захочется.

— Ну ладно! — улыбнулся Брюс. — Поставь их в безопасное место и не выпей все до моего возвращения.

— Сохраню для вас одну-две, — пообещал Раффи.

— Пойдемте, тигрица, — обратился Брюс к Шермэйн и повел ее к автомобилю. Она снова села почти вплотную к Брюсу, подвернув под себя ноги, как раньше.

Они проехали дамбу. Шермэйн прикурила две сигареты и одну отдала ему.

— Рада буду отсюда уехать, — сказала она, глядя в окно на болота и утренний туман, клочьями висящий над зарослями осоки. — Я разлюбила это место, когда умер Поль. Ненавижу болота, москитов, джунгли. Я рада, что мы уедем.

— Куда вы собираетесь? — спросил Брюс.

— Еще не знаю. Назад в Бельгию, наверное. Куда-нибудь подальше от Конго. Подальше от этой жары, туда, где спокойно дышится. Подальше от болезней и страха. Туда, где не нужно никуда бежать, где человеческая жизнь имеет смысл. Подальше от убийств, поджогов и насилия.

Она глубоко затянулась сигаретой, глядя вперед на зеленую стену леса.

— Я родился в Африке, — сказал Брюс, — в то время, когда молотком судьи еще не служил приклад винтовки, еще до того, как стали голосовать автоматной очередью. — Он говорил тихо, почти скорбно. — До ненависти. Но сейчас я не знаю. Я еще не думал о будущем. — Какое-то время он молчал. Они подъехали к повороту на миссию, и Керри повернул руль. — Все так резко поменялось. Я даже не понимал, насколько резко, пока не приехал сюда, в Конго.

— Вы собираетесь остаться здесь, Брюс? Я имею в виду здесь, в Конго?

— Нет, — ответил он, — с меня хватит. Я даже не понимаю, за что воюю.

Он выкинул окурок в окно. Впереди показались дома миссии.

Брюс остановил машину у больницы, и они сидели молча некоторое время.

— Должен быть какой-то другой край, — прошептал он. — Если он есть, я его найду.

Он открыл дверцу и вышел. Проскользнув под рулем, Шермэйн последовала за ним. Они шли совсем рядом — девушка оказалась чуть выше его плеча. Она случайно коснулась его, и Керри поймал ее руку. В ответ Шермэйн сжала его ладонь.

Майк Хейг и отец Игнаций проводили осмотр в женской палате и настолько углубились в работу, что не услышали, как подъехала машина.

— Доброе утро, Майкл! — окликнул Брюс. — Что за маскарад?

Майк Хейг поднял голову и улыбнулся:

— Доброе утро, Брюс. Здравствуйте, Шермэйн.

Затем он окинул взглядом свое потертое коричневое облачение.

— Взял напрокат у Игнация. Немного длинновата, да и в поясе тесна, но зато больше подходит для больницы, чем военный камуфляж.

— Вам идет, доктор Майк, — сказала Шермэйн.

— Приятно слышать, что меня снова так называют. — Улыбка наполнила его лицо. — Вы, наверное, хотите взглянуть на ребенка?

— Как он?

— И мать, и младенец в полном порядке, — уверил он и повел Шермэйн по проходу между кроватями. С каждой подушки их провожали огромные любопытные глаза под черной шапкой кучерявых волос.

— Можно его взять на руки?

— Он спит, Шермэйн.

— Ну очень вас прошу!

— Думаю, это для него не смертельно. Хорошо, берите.

— Брюс, посмотрите, какой хорошенький!

Она держала крошечное черное тельце у груди, и ребенок, заерзав, стал маленьким ртом инстинктивно искать сосок. Брюс наклонился, рассматривая младенца.

— Очень милый, — сказал он и повернулся к отцу Игнацию: — Там в машине все, что я обещал. Отправьте санитара, пусть перенесет все в здание. — Затем Керри обратился к Майку: — Иди переоденься. Сейчас поедем.

Майк, теребя в руках висевший на шее стетоскоп, покачал головой:

— Я не поеду.

Брюс удивленно посмотрел на него:

— Что?

— Я останусь здесь, с Игнацием. Он предложил мне работу.

— Ты с ума сошел, Майк.

— Возможно, — согласился Хейг, взял у Шермэйн ребенка и положил его в кровать рядом с матерью, заботливо подоткнув одеяло. — А возможно, и нет. — Он выпрямился и обвел рукой ряды кроватей. — Согласись, здесь много работы.

Брюс беспомощно смотрел на него, а потом обернулся к Шермэйн:

— Отговорите его. Может быть, вам удастся убедить его, что это бессмысленно.

Шермэйн покачала головой:

— Нет, Брюс, я не стану.

— Майк, ради всего святого, поступи разумно. Как ты останешься здесь, в этом болоте…

— Я провожу тебя до машины, Брюс. Я знаю, что вы спешите.

Он провел их через боковую дверь и постоял у водительского окна, пока они садились внутрь. Брюс протянул ему руку, и Хейг сжал ее.

— Будь здоров. Спасибо за все.

— Счастливо, Майк. Ну что, примешь сан и станешь полноправным миссионером?

— Не знаю, Брюс. Вряд ли. Я просто хочу получить еще один шанс делать то, что умею. Хочу немного укоротить счет, который в последнее время слишком вырос.

— Я запишу тебя как «пропавшего без вести». Выброси форму в реку, — сказал Брюс.

— Хорошо, — ответил Майк и отступил назад. — Берегите друг друга.

— Не понимаю, о чем вы, — чопорно заявила Шермэйн, сдерживая улыбку.

— Я старый пес, меня не проведешь, — сказал Майк.

Брюс отпустил сцепление, и машина тронулась.

— Благослови вас Бог, дети мои, — улыбнувшись, провозгласил Майк.

— Au revoir[8], доктор Майк.

— Пока, Майк.

В зеркало заднего вида Брюс смотрел на него — высокого, неуклюжего, в плохо сидящем облачении, но гордого и непоколебимого в своей правоте. Хейг помахал последний раз, а потом развернулся и поспешил обратно в больницу.

Оба молчали, пока не выехали на основную дорогу. Шермэйн прижалась к Брюсу и чему-то улыбалась, глядя вперед на бегущие вдоль обочины деревья.

— Он хороший человек, Брюс.