В толпу вошли двое: судя по начальственному виду и лентам на груди — офицеры. Один из них выстрелил в воздух, требуя внимания, и оба заговорили. Речи вскоре возымели действие: женщин подняли и потащили к гостинице.

Один из офицеров подошел к Андрэ и, наклонившись, поднял его за волосы.

— Добро пожаловать, mon ami[10]. Генерал будет очень рад тебя видеть. Жаль, что твои белые друзья нас покинули, но ведь один лучше, чем никого.

Де Сурье взглянул ему в лицо. Офицер с внезапной яростью плюнул ему в глаза и крикнул:

— Несите его! Генерал с ним потом поговорит.

Андрэ привязали к одной из колонн у входа в гостиницу. Через окна террасы видно было, что делают с женщинами в вестибюле, но он не стал смотреть — он и так все слышал. К полудню крики перешли в рыдания, а во второй половине дня стихли, но очередь шуфта не иссякала. Некоторые бойцы становились в нее по три-четыре раза. Все уже напились в дым. У одного парня в одной руке была бутылка ликера «Парфе-амур», а в другой — виски «Харперс». Каждый раз, снова пристраиваясь в хвост очереди, он останавливался перед Андрэ.

— Выпьешь со мной, белый мальчик? — спрашивал он и сам отвечал: — Конечно. — Наполнял рот содержимым одной из бутылок и выплевывал его в лицо де Сурье. Всякий раз вся очередь хохотала. Иногда какой-нибудь шуфта становился перед Андрэ и, немного отступив назад, направлял в пленника штык, отклоняя его так, что тот царапал де Сурье щеку. Каждый раз Андрэ не мог сдержать крик ужаса, и все в очереди покатывались со смеху.

Ближе к вечеру шуфта начали жечь дома на окраинах городка. Несколько человек, уставших от выпивки и насилия, сидели на дальнем конце террасы и вдруг запели. Красивые, глубокие голоса несли в себе первозданную меланхолию Африки. Бойцы пели, а в это время на дороге у гостиницы ссора двух шуфта переросла в поножовщину.

Тягучий напев перекрывал хриплое дыхание двух спорщиков и шарканье их ног по пыли. С обнаженными торсами и ножами в руках бойцы кружили друг вокруг друга и наконец сошлись в смертельной схватке. В пении, глубоком и проникновенном, послышались торжествующие нотки. Один из дерущихся отступил, по рукоять погрузив нож в живот противника. Проигравший сползал с лезвия вниз, и пение словно таяло вместе с ним, заунывно и горестно, пока не стихло совсем.

* * *

В сумерках за Андрэ пришли четверо, наименее пьяные из всех. Пленника под конвоем привели в штаб «Юнион миньер» и втолкнули в кабинет, где за столом сидел генерал Мозес — совсем не зловещего вида человек, больше похожий на пожилого клерка с седеющими на висках короткими волосами и в роговых очках. На груди у него красовались три ряда медалей, как на парадном мундире, пальцы утыканы перстнями с бриллиантами, изумрудами и рубинами. Почти все перстни — женские, с разрезанными обручами оправ, чтобы в них смогли влезть толстые черные пальцы.

На столе стоял небольшой деревянный ящик с надписью «Юнион миньер», выведенной черными буквами по трафарету. Генерал Мозес открыл крышку, вынул из ящика небольшой холщовый мешок и, развязав бечевку, высыпал на бювар горсть непрозрачных технических алмазов, тускло блеснувших в свете фонаря. Он задумчиво потыкал их пальцем.

— Сколько ящиков обнаружили на платформе? — спросил он, не поднимая головы.

— Один-единственный, mon généйral[11], — ответил один из конвойных.

— Ты уверен?

— Oui, mon général[12]. Я сам все обыскал.

Генерал Мозес достал из ящика еще один холщовый мешочек, высыпал его содержимое на бювар и заворчал от досады, увидев все те же серые камушки. Его ярость нарастала — из мешочка за мешочком сыпались только невзрачные технические алмазы. Горка камней на столе могла бы поместиться в кувшин объемом в пинту.

— Ты открывал ящик? — прорычал генерал.

— Non, mon général[13]. Он был запечатан, и печать осталась цела, вы же видели.

Генерал Мозес разочарованно буркнул, еще раз запустил руку в ящик и внезапно улыбнулся.

— Ага! Что это? — сказал он не без удовольствия, вытаскивая сигарную коробку из кедрового дерева с прилипшей к ней оберточной бумагой. Подцепив крышку ногтем, генерал расплылся в улыбке. Внутри, обложенные мягкой шерстяной тканью, переливаясь и преломляя свет фонаря во все цвета спектра, лежали ювелирные алмазы. — Замечательно, — пробормотал генерал. — Замечательно.

Он отодвинул гору технических камней в сторону, положил перед собой блестящий алмаз, затем по одному вынул из коробки оставшиеся, поглаживая и перебирая их в пальцах. Генерал причмокивал и тихо смеялся, пересчитывая их и раскладывая на столе.

— Замечательно, — повторял он. — Bon[14], сорок один, сорок два. Замечательно! Дорогие мои! Сорок три.

Внезапно он сгреб алмазы в холщовый мешочек и, затянув шнурок, засунул мешочек в нагрудный карман над медалями и застегнул пуговицу. Положив черные, усыпанные драгоценностями руки на стол перед собой, он взглянул на Андрэ. Его глаза — дымчато-желтые, с черными зрачками — за стеклами очков казались непроницаемыми и непостижимыми.

— Разденьте его, — сказал он голосом не более выразительным, чем глаза.

С Андрэ резко сорвали одежду, и генерал Мозес стал разглядывать его тело.

— Такое белое, — пробормотал он. — Почему оно такое белое?

Его челюсти стали нервно сжиматься и разжиматься, а на лбу выступили капельки пота. Он вышел из-за стола — маленького роста человечек, но с такой решимостью, которая увеличивала его почти вдвое.

— Белое, как личинки мух, которые кормятся на теле слона. — Он подошел вплотную к пленнику. — Ты должен быть жирнее, моя личинка, ты много ел. Должен быть жирнее. — Он погладил Андрэ бока. — Теперь уже поздно, моя личинка, — сказал он. Де Сурье съежился и от прикосновения, и от голоса. — Потому что слон смахнул тебя на землю, себе под ноги. Ты звонко лопнешь, когда он на тебя наступит…

Голос генерала звучал мягко, пот ручейками стекал по щекам, а безразличие в глазах сменилось ярким пламенем.

— Посмотрим, — сказал он, отступая. — Посмотрим, личинка моя, — повторил он и коленом ударил Андрэ между ног.

От удара тело пленника содрогнулось, плечи выгнулись назад. Боль раскаленной сталью прожгла низ живота. Внутри все сжалось в спазме, как при родах, по мышцам боль прорвалась в грудь и, добравшись до головы, взорвалась там белым огнем, на время ослепив.

— Держите его, — скомандовал генерал Мозес неожиданно визгливым голосом. Двое солдат привычно взяли Андрэ за локти и с силой опустили на колени, так что половые органы и низ живота оказались как раз на уровне генеральских ботинок.