– Конечно, – протянул интонацией полной безнадеги Георгий Глебович. – Но нам от этого не легче, Спартак. Что нам-то делать? Это наша дочь. А Платон отец нашего Ваньки. Спартак…

Некоторое время Будаев сканировал его глазами, словно хотел убедиться, что сердце у просителя бьется правильно, легкие дышат, а может, душу он искал – где та притаилась внутри Георгия.

– Давайте сделаем так… – медленно сказал Будаев. – Я выясню, кто работает по этим двум убийствам, их наверняка объединили, когда прослушали записи Платона. Следователи-то разные бывают, как и в любой профессии есть сволочи, а есть ответственные люди, таких единицы, но они пока еще есть. Так вот, сначала выясню – кто взял дело, а потом будем думать как быть.

* * *

Вот такой получился диалог, с точки зрения Надежды Артемовны бессмысленный, не дающий никакой надежды. Видимо ее пауза затянулась, потому что Георгий Глебович повторил вопрос:

– Так как тебе Будаев? Не понравился? Зря. Его агентство «Мистер Икс» в городе и области на хорошем счету, заметь, без рекламы. Народная молва сильнее баннеров и телевидения.

Стыдно, что отдала управление ситуацией человеку, которого меньше всего хотела бы видеть постоянно, но Георгий отец. И дед. Тут уж не до гонора и старых обид – ломающих, меняющих и унижающих, к тому же у него есть деньги, которые способны просочиться в любую щель и повернуть ход событий в нужное русло. Меркантильная цель у нее? Конечно. Надежда Артемовна этого не скрывала, но сейчас она в таком моральном упадке, что с трудом выговорила:

– Не знаю, что сказать… Вводить в курс дела посторонних людей на мой взгляд опасно, получилось, уже знает совершенно чужой человек. Мне страшно за Камиллу, за Ваньку…

– А за Платона не страшно?

И вновь пауза, за время которой Надежда Артемовна оценивала свое отношение к внезапно свалившемуся Лукьянову, она ведь ничего не знала о нем до убийственных событий. Совсем ничего! Камилла натуральная подпольщица и вызывала закономерное негодование, словно мать враг, но она еще и единственная дочь, однако однозначного ответа все равно не дала:

– Куда ж теперь деть его? У Вани был хороший отец, хоть и неродной, Костя любил их обоих, а Платон… способен ли он заменить Костю, не знаю. Да и хочет ли Лукьянов обрасти семейными узами…

– Хочет, хочет, – заверил Георгий Глебович.

– Знаешь Платона всего сутки и уже уверился в его порядочности? – завелась она. – А я вот не уверена в нем. Совсем-совсем не уверена! Один раз он уже поступил подленько: сделал Ваньку и – адьё, любимая, дети в мои планы не входят.

Он не поддался эмоциям

– Прошло время, оно, как известно, ставит все по местам, так и Платон: со временем осознал, что для него значит наша Камилла. Достаточно пары минут, чтобы это понять. И потом, Надя, желание дочери – быть с ним. Ну, любит она его, понимаешь? Лю-бит. Что ты с этим сделаешь? Она старалась принять Костю, из благодарности не бросала его, но это все, на что она была способна. А каково ей было? Тебе не кажется, что она была несчастна в этих рамках? Кстати, в тот вечер Платон решил расстаться с женой, Татьяна, как он считает, очень сильно осложнила бы его жизнь, поэтому он собрался уехать подальше от нее, на Север. В очередной раз Платон позвал Камиллу вместе с сыном уехать с ним…

Она не дала договорить, развернулась к нему и выпалила:

– А тебе не кажется, что это Платон устранил жену и Костю? Я не исключаю такого варианта. Я знаю, знаю: он давно уговаривал Камиллу уйти к нему, вычислил, что Ваня его сын, а может, тайком сделал анализ ДНК. Почему бы одним махом не решить все проблемы? Нет назойливой и скандальной Татьяны, зато есть ее бизнес и шикарная квартира, есть Камилла и готовый сын, не надо над малышом ежесекундно дрожать, страдать от недосыпа, когда болеет.

Высказавшись, Надежда Артемовна снова развернулась лицом к лобовому стеклу, скрестила руки на груди и уставилась на дорогу, но это внешние проявления, внимание она сосредоточила на Георгии, интересно же, что он скажет. Жуткие мысли не давали ей покоя, пусть теперь и Гоше-Жоржу не дают, а то она извелась вся, ведь автоматом Платон утащит в пропасть за собой и Камиллу, если подозрения верны. А Георгий помалкивал. Неужто сказать нечего? Невольно Надежда Артемовна скосила глаза в его сторону – Георгий Глебович крутил руль и напомнил Сфинкса в раздумье, значит, ей удалось зацепить его, и вот наконец:

– Не думаю. Он (разумеется, речь о Платоне) обеспеченный человек, которому нужна была всего лишь свобода, чтобы соединиться с любимой женщиной и сыном.

– Разве этого недостаточно? – не унималась она.

– Понимаешь, Надя, любовь еще не повод, из-за этого сейчас мало кто пойдет на преступление, тем более на двойное. Платон не маргинал, а успешный мужик, имеющий профессию, востребованный, хорошо зарабатывающий. Зачем ему риск потери всех достижений, когда есть простой способ – развод? И никаких проблем. Это ты у нас неумолима, а Камилла рано или поздно ушла бы к Платону.

– Мы живем в мире со стертыми запретами, – отстаивала свою правоту со свойственным ей темпераментом Надежда Артемовна. – Сейчас все можно… то есть кто-то разрешает себе все, не думая о последствиях – зачем? Последствия – это для других, себя же подобные индивиды считают избранными. Ладно, не Платон. Ну а кто? Кому-то же выгодно убрать так грубо, так нагло сразу двух человек… ведь устранено два препятствия – Татьяна и бедный Костя, получается, все сделано для счастья дочери и Платона.

Георгий Глебович надолго замолчал – сегодня все полюбили длинные паузы и многозначительное молчание с умным видом, когда необходимо говорить, ибо в диалоге рождается что-нибудь дельное. Так и ехали до самого дачного дома.

Спящего Ваню дед взял на руки и отнес в детскую комнату, там осторожно раздели мальчика и уложили. Надежда Артемовна вышла проводить его, а на языке вертелся вопрос… но она не задавала его. Георгий Глебович забрался в джип, дверь не закрыл, о чем-то думал минуту, и вдруг с решимостью, которую она не ожидала, считая, что поставила его в тупик своим предположением, произнес:

– Нам с тобой нужно сделать все, чтобы жуткая история не испортила жизнь ни Камилле, ни Платону. Поняла?

Захлопнув дверцу, он завел мотор и был таков. Надежда Артемовна, глядя вслед удаляющимся красным огонькам, сама ответила на свой не заданный вопрос:

– Гошка думает, как и я: