как и в предыдущий раз, в землю; когда он заметил нас, то сбавил сперва тон (может быть объясняясь с своим невидимым другом и прощаясь не надолго), а затем, когда поравнялся с нами, идя нам навстречу, то вовсе замолчал; на лице его была недовольная мина, — видимо из-за того, что мы прервали «их» разговор.* * *

Жена моя, разумеется, тот час же начала его бранить нецензурными словами, де какой же он урод и как он напугал её сейчас. Но я её тут же перебил и стал объяснять, что это парень почти мой знакомый и что в юности он был очень добрым, не чета всем нам, дворовым бездельникам, и что теперь я сам удивляюсь насколько он озлобился.

— Вот видишь, до чего людей доводит религия! Ха-ха-ха! — в алкогольном кураже захотел пофилософствовать я.

Я, честно признаюсь, всегда почти ненавидел религию и все её глупости: иконы, свечки, обряды, «таинства». Но ненавидел я религию нашу, русскую, а теперь, неожиданно для себя, возненавидел ещё и мусульманскую. Жена же моя, почти напротив, она не ходила в церковь по выходным, но «всего этого» как-то побаивалась и по крайней мере всегда относилась с уважением. Поэтому я уже знал, что своей философией (которую она наизусть знала) я снова сейчас стану издевательски досаждать ей и её глупым страхам.

— Нет, ну вот ты мне скажи, — продолжал пьяный я, — вот кто сделал больше, писатель или священник? Я уж молчу про докторов с пожарниками. По ихней логике «помолись и всё станет зашибись». Тогда зачем те же учебники, те же книжки пишут, когда — помолись и всё будет зашибись.

— Ой, Максим, прекращай. — сморщилась недовольно моя киса. — Сам ведь знаешь, не люблю я эти разговоры. Знаешь как я считаю, что лучше в оскорбления не пускаться всего этого… высокого.

— Высокого! Какое удачное слово. Вот и именно, зачем нужны были Кант, Гёте и другие. (Я их правда не читал…) Но другие зачем их читают? Когда лучше бы пошли в мечеть или в церковь, да стали бы в них лбами долбить о пол.

— Я, вот знаешь, до сих пор никак не пойму, кто тебе на хвост наступил.

— Да глупость мне на хвост наступила! Глупость! Они бы поворочали металлолом, как я, да всю жизнь. А они, сволочи, людей обманывают «колдовством» своим… Да ещё и вон, видела, прошёл, не поздоровался и брови нахмурил.

Тут я замолчал, мигом сообразив, что слишком увлёкся своей ненавистью и наговорил лишнего. Жена ловко затем сменила тему и предложила вызвать такси, после чего мы вскоре уехали из нашего «деревенского» района домой, в «город».

* * *

Такое конечно происходит всегда и со всеми после отрезвления, когда под градусом человек чувствует себя очень весело, а после ему стаёт стыдно, не смотря на то, что идеи, высказанные в весёлом пьяном настроении, это давно сформулированные и твёрдые его идеи.

Прошло уже с того случая — не соврать — шесть лет и до сих пор у меня сердце сжимается при воспоминании, как я обвинил в глупом своём чаду беднягу инвалида — и в чём?! — в своём собственном проступке! Конечно, свидетель этой глупости один лишь я, но это никак не мешает мне порой, вспомнив, судить себя самому, то есть чувствовать неловкость перед самим собой. Но я сказал в начале, что не пожалел впоследствии, что не поздоровался с своим знакомым. Потому что те встречи наши и та моя постыдная ругань за глаза, послужили мне уроком. Нет, в Бога я не верю, но бранить с тех пор, как его, так и религию, я дал себе слово перестать и сдержал его. Потому что так будет мне выгодней — я так решил.

Уж и не знаю, чем чёрт не шутит, может и «уверую» когда-нибудь. Я и в церкви-то никогда не был, — воспитание такое. Жена моя настояла, чтобы дочку нашу крестить, я согласился, — всё-таки имеет право, это ведь и её дочь, а то была бы чисто моя, то не согласился бы. Вот в церковь схожу, а там глядишь и «уверую». Хе-хе-хе. Шучу конечно. Мне жена назвала цену за крещение и цена эта до того выбесила меня, что я чуть обратно не передумал. Да потом, думаю, уж ладно, пусть, бог с ними, хотят — пусть крестятся, один раз всё-т`ки, можно и пожертвовать тыщу-то…

Фарисеи. Группе Пикник посвящается.

Сам автор этого рассказика не является поклонником ни Виктора Цоя, ни группы Пикник, поэтому не стоит приписывать слова героев, создателю этих героев.

* * *

Некто «воцерквлённый человек» слушал по телевизору умных людей, в частности выступал один знаменитый писатель. Писатель этот — человек весьма умный и патриот, не смотря на то, что учился в США. Выступление его было в день рождения Цоя и он, как и должно великому писателю, расхваливал великого поэта-песенника.

— Знаете что меня более всего угнетает в его биографии? — говорил в своей речи писатель — То что как и все почти гении Цой был нищ и работал в своей кочегарке… Так часто бывает: какой-нибудь мыльный пузырь зарабатывает миллионы, а настоящий талант прозябает в нищете.

Писатель сделал это замечание не смотря на то, что сам имеет весьма неплохие средства, получаемые за своё творчество. И например, задай ему какой-нибудь вредный человек такой вопрос: А кем Вы себя считаете, «мыльным пузырём», удачно устроившимся, или же гением? То он конечно из скромности ответил бы, что он никакой не гений, но в душе бы наверно не изменил своей мечте, чтобы в честь него, в будущем, после его смерти, назвали какую-нибудь улицу, а лучше площадь. И предложи ему какой-нибудь тоже вредный человек на выбор: Расстался бы он со своей славой и богатством, с тем, чтобы его и не приглашали на телевидение, и не платили гонораров за книги, а писал он их бесплатно, — но взамен получил бы признание после смерти, включая памятники и названия улиц его фамилией? Конечно он бы ответил — да, — но в душе вынужден был бы признать, что «он уже встал на этот путь богатства и славы, и не отказываться же ему теперь от всего, что нажил…»

Ведущие задавали ему разнообразные вопросы,