Проклятый мальчишка каким-то невозможным образом покинул подвал и сейчас шастает по двору поместья!

В это же самое время Гвинедд с атриума министерства открыл портал в спрятанный дом. И целая рота отборных бойцов, элитных мракоборцев, слаженным строем ломанулась в проход и, пройдя по нему, вывалилась прямо в клетку льва. Мощная Бомбарда расхерачила прутья напрочь, львицы предусмотрительно попрятались в будки, которыми так или иначе снабжается каждая нормальная клетка для хищников.

Не догадываясь обо всех этих происходящих и грядущих событиях, Гарри неспешно спускался по каменным ступенькам, подсвечивая себе Люмосом, мерцающим на его ладони. Добравшись до основного помещения, он вызвал из ладони ещё один шарик света и пустил его вперед и вверх — освещать погреб. И застенчиво заморгал, увидев три пары глаз, внимательно смотрящих на него. Двое мужчин и женщина.

Дамблдор схватил Гарри, едва тот показался на верхней ступеньке. Крепко прижав мальчика к себе и прикрываясь им, как щитом, Дамблдор в образе Снейпа отволок его на середину двора, бешено ругаясь на чем свет стоит. Двор заполонился людьми в алых мантиях. Под прицелом полусотни палочек Альбус почувствовал себя малость неуютно. Но. В его руках находился живой щит. Говорят, загнанная в угол крыса от отчаяния способна загрызть кошку… И как не хотелось Альбусу этого делать, но он будет вынужден избавиться от почти готового обскура. Приняв это весьма сложное решение, он закинул голову мальчика, покрепче ухватывая его шею рукой, в другой зловеще сверкнул кинжал, хищно прижавшись острой гранью к тоненькой ребячьей шейке…

Чувствуя у горла холодную сталь, Гарри, однако, смотрел не на спасателей, а вниз, на снежный нанос у стены погреба. В маленьком пятачке свежевыпавшего снега отпечатался львиный след.

Северус, внимательно следивший за лицом своего сына, машинально проследил за его взглядом и тоже увидел львиный след на снегу. И подал знак Алану — не совершать никаких действий. Тот — мракоборцам, и вся рота послушно рассеялась, убираясь подальше. Дамблдор удивленно выпрямился, ничего не понимая. А в следующий миг на его горле сомкнулись львиные челюсти, обрывая его жизнь.

Глава 12. Семья и эпилог

Львиные сила и мощь не поддаются описанию и тем более пониманию. Если уж одним языком лев способен «обглодать» кости до первозданной белизны и до самого последнего волоконца мяса, то чего говорить о челюстях?

Шея Дамблдора хрустнула с той же легкостью, с какой переламывается тощая шейка зарянки в сильных челюстях дворовой кошки… Не зря же льва считают идеальным убийцей. К счастью, в отделе Тайн помнили зарегистрированную анимагическую форму Лили, так что никакие Авады и Секо не полетели в львицу. Да и сама она исчезла. Не будем забывать о главной истине магии: со смертью колдуна прекращается всякое колдовство, спадает всё навеянное, ненастоящее, насильно навязанное. Едва только жизнь покинула тело старика, с Лили тут же спала чужая личина, и она снова стала человеком. Худая, изможденная женщина появилась на месте львицы, устало посмотрела вверх сквозь спутанные грязные волосы. Алан, вынув откуда-то из воздуха теплый плед, шагнул к ней, накрыв, поднял на ноги и бережно закутал.

Гвинедд окинул взглядом спасенных людей и прямо здесь, во дворе, открыл портал до Мунго — бывшие пленники нуждались в медицинской помощи. Четверо добровольцев остались отлавливать вторую львицу, невольную дублершу Лили. Она, к счастью, оказалась ручной и не агрессивной и легко далась в руки. Её пока забрали в живой уголок в отделе Тайн, где содержались всякие случайные жертвы экспериментов магов-изобретателей вроде огнедышащего цыплёнка или увеличенного огнекраба.

Поступивших пациентов спешно разобрали целители, растащив их по разным кабинетам. После диагностирования и оказания первой помощи Снейпов и Лили распределили по палатам, а что делать с Гарри — затупили. Ссадины, царапины и гематомы мальчику залечили в секунду, переломов и прочих внутренних повреждений не обнаружили… А услышав его робкое объяснение, что его мама тоже тута, его выпихнули в приемный покой, дескать, погуляй пока, герой.

Ну, Гарри и отправился гулять… а что ещё остается-то, раз все заняты и до него никому нет дела. Ой и погулял, бедняга, по павильону ужасов, не иначе… Все колдуны, сидящие на стульях вдоль стен приемного покоя, поражали различными уродствами: у кого рука из груди торчит, у кого семь глаз на лице пучатся заместо положенных двух, а у одного и вовсе зубастая пасть на месте живота оказалась… Гарри как увидел её, да так и замер, затаив дыхание и вытаращив глаза, изо всех сил силясь убедить себя, что это ненастоящее, что это просто бутафорское всё, но тут пасть вытянулась из живота и смачно клацнула челюстями, охотясь за рукой хозяина, которой тот попытался деликатно прикрыться. Этого оказалось вполне достаточно для впечатлительной психики мальчика, Гарри крепенько зажмурился и отчаянно заорал.

Кто-то большой и сильный схватил его и прижал к груди, а чей-то голос встревоженно зашептал:

— Тише, Гарри, тише, успокойся.

А Гарри вцепился в спасителя и громко облегченно заревел, выплескивая все ужасы пережитых суток. И ему было уже как-то всё равно, что он зарылся мокрым лицом в шею Северуса. Он только крепче в него вцепился, как только понял, что его держит папа.

Конечно, оборотень здорово потрепал ему нервы с сентября, издеваясь над ним в папином образе, но и Гарри полным идиотом не был — зная правду, что это не настоящий отец, ему тем легче было воспринять настоящего. Вот и висел сейчас на папе, как лемур на пальме, и жалобно рыдал, поливая слезами крепкое и надежное плечо, а руки отца так же крепко и надежно обнимали Гарри, даруя покой и уверенность в завтрашнем дне.

А потом и вовсе чудо из чудес… Папа внес его в палату, сел на койку и посадил Гарри, как маленького, к себе на колени, утер ладонью щеки и мягко заговорил с ним:

— Ну успокойся, Гарри. Всё кончилось же… чего ты? — и качает его, качает, тепло прижав к груди. Ну как тут не размякнуть? Гарри и растекся, поплыл на волне усталости и умиротворения, пригрелся, притих и сам не заметил, как заснул.

Проснулся Гарри в той же палате, только на другой койке, которую, судя по всему, откуда-то принесли для него. Он был укрыт колючим шерстяным одеялом, оно подло кусалось даже сквозь пододеяльник, возле него на стуле сидела женщина. Гарри её узнал — она была пленницей в том погребе. Его бабушка. Эйлин слабо улыбнулась ему, промокнула платочком уголки глаз и сипло сказала:

— Спасибо, родной, благодаря тебе