Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ответ польщённый Платон лишь загадочно улыбнулся.
— Так ты приходи на занятия! Вот тебе расписание и мой телефон. Если когда не сможешь прийти, то звони! А куртку пока дам тебе чужую».
Платон вернулся домой окрылённый.
— «Мам! А меня взяли в секцию самбо!» — войдя, радостно сообщил он.
— «Хорошо! Хоть ты теперь будешь с толком тратить свою энергию и силу!».
— «Да! Энергии и силы у меня полно, хоть отбавляй! Я своего партнёра раздавил, как удав кролика!».
— «На, удав! Садись, заешь кролика говядиной! А то, поди, ты всё равно сильно проголодался!».
На своей первой полной тренировке Платон старался, как мог. Но всё равно он пока уступал другим мальчишкам в некоторых, особенно в незнакомых ему ранее, технических элементах. Однако даже за одну тренировку его прогресс был на лицо.
В конце занятий опять начались спарринги. И в этот раз Платон блеснул своим доморощенным мастерством, сначала удивив, а потом сильно разозлив тренера. Увлёкшись и забыв его прошлое наставление, Платон сначала сделал приём из вольной борьбы, совершив бросок соперника через плечо и без страховки, из-за чего его партнёр с трудом поднялся с матов.
А потом он и вовсе опозорился, уже другому сопернику сделав в стойке болевой приём из дзюдо на руку и плечо, резким в азарте исполнением даже вызвав крик поверженного.
— «Ты, что, парень, с ума сошёл?! Сколько раз тебе надо повторять, что в самбо запрещены болевые приёмы в стойке!?» — чуть ли не заорал тренер.
— «На соревнованиях за это дисквалифицирую не только спортсмена, но и могут снять с выступлений и его тренера и автоматически всю его команду! А этот приём хорош для обезоруживания нападающего с ножом!» — чуть успокоившись, объяснил Владимир Петрович.
— «Но я же не виноват, что приёмы у меня получаются автоматически!? Я и не знаю, из какой они борьбы! Когда я их изучал, мне это было всё равно!» — недоумённо оправдывался Кочет.
— «А, кстати, кто тебе их показывал?» — спросил тренер.
— «Отец!».
— «А он у тебя кто?».
— «Пенсионер!».
— «А раньше кем был? Какое отношение имел к борьбе?!».
— «Ну, во время войны было дело — учился на диверсанта!».
— «А-а, тогда понятно! — протянул Владимир Петрович — Ты наверно и с боевым самбо знаком?».
— «Да! Ещё и с джиу-джитсу немного знаком!».
— «А ты оказывается опасный соперник, Кочет!? — уже совсем дружелюбно закончил Владимир Петрович — Ну, попробуй ещё раз! Но не забывай о правилах!».
И Платон начал новую схватку, старясь выполнить наставление тренера. И, видимо потеряв концентрацию, он позволил сопернику совершить подобие броска и перевести схватку в партер. Тот уже хотел было сделать болевой приём на ахиллесово сухожилие правой ноги Платона, но с помощью левой ноги мощные и ловкие ноги футболиста ушли от захвата, а увлекшийся Платон сделал сопернику удушение без захвата его руки, чуть было, не свернув ему шею.
— «Ну, что ты опять творишь?! — снова вскипел вскочивший с места тренер — Всё! Иди, одевайся! Для тебя на сегодня тренировка закончилась!».
А после тренировки несколько мальчишек окружили Платона, прося показать им некоторые боевые приёмы. Но тот, обидевшись на крики тренера, обещал показать их в следующий раз. Но следующего раза не случилось. Платон решил больше не ходить на тренировки.
— Оказывается я сильнее всех этих самбистов! Я знаю много боевых приёмов и всегда смогу себя защитить, и не только себя! А спортсменом я становиться не хочу! Так что ходить мне сюда незачем! Да и футбол скоро начнётся — будет не до самбо! — решил он прекратить посещения тренировок.
Но его интерес упал не только к так и не состоявшимся занятиям борьбой, но и к ранее им любимой физике.
Слабая компетентность учителя физики Ивана Алексеевича Федулова в своём предмете и постоянное, хоть и не злобное, третирование им Платона, плюс зазнайство того своими знаниями, привели к охлаждению интереса и снижению его успеваемости.
Но никогда не падал интерес Платона к своим увлечениям, играм и особенно к футболу.
Вскоре, особенно на обращённых к югу покатых площадках, земля стала просыхать. И наконец, когда поле стадиона «Старт» было ещё не готово, Платон сходил со своим классом за железную дорогу в Крутицы на юге Реутова. Там они выиграли у соперников на покатом на юг, потому быстро высохшем на солнце, футбольном поле за Домом культуры «Маяк».
К середине апреля просохло не только на земле, но и прояснилось в воздухе, когда стало известно, что части ПВО ДРВ стали вполне успешно сбивать американские самолёты.
— «Сын! Наверно мы послали во Вьетнам наши ракеты ПВО и персонал?!» — спросил Платона Пётр Петрович.
— «Наверняка! Но не только ракеты, но и прежде всего пусковые установки к ним! А расчёты точно наши! За короткое время вьетнамцев обучить не успели бы!» — в принципе согласился давний, постоянный и внимательный читатель журнала «Советский воин».
Но эта несправедливая война не была нужна и американскому народу.
Поэтому уже 17 апреля в Вашингтоне прошла первая крупная демонстрация против участия США во Вьетнамской войне.
На следующий день в воскресенье 18 апреля Платон, накануне предупредив Варю, что не приедет, с родителями открыл новый садово-огородный сезон. В садоводство они привезли часть пустых банок, а там убирали на компостную кучу прошлогоднюю листву и не догнившие растения.
Зато Платон съездил в гости к Гавриловым на следующий день, в понедельник, после школы, вместе отметив малышу один месяц. А Варя показала ему Свидетельство о рождении их сына, согласно существующим правилам записанного, как Вячеслав Платонович Гаврилов.
— «А для того, чтобы он стал Кочетом, надо представить в ЗАГС или свидетельство о браке, или свидетельство об установлении отцовства, ну, или об усыновлении!» — объяснила Варя, почему их сын не Кочет.
— «Жалко!».
— «А как ты хотел?! Так любая женщина сможет записать отцом своего ребёнка любого мужчину!».
— «Понятно!».
— «Как тебе станет восемнадцать, так и решим этот вопрос! Согласен?».
— «Конечно! А что ещё остаётся?».
— Всё равно здорово! Хоть по отчеству видно, что это мой сын! — лишь немного обрадовался Платон.
И тут он вдруг вспомнил, как Варя иногда мучилась тошнотой во время беременности.
— Да! Женщинам дети тяжёло даются! Так что пусть Славка пока носит фамилию матери! А я подожду! До моего восемнадцатилетия совсем недалеко! — успокоил себя Кочет.
На следующий день 20 апреля