Усмешка слетает с ее губ, когда она качает головой в сторону моего брата, уголки ее губ приподнимаются в насмешливой ухмылке. — Никаких.

Моя челюсть сжимается от короткого и резкого ответа, который она дает, в то время как Энцо пытается прикрыть рот, чтобы скрыть ухмылку, которая, вероятно, появляется на его лице. Маттео остается стойким, как и Рен, они оба в совершенстве владеют своими бесстрастными лицами.

— Мы знаем, что он получил контроль над играми.

Я вспоминаю этот факт, новости распространяются вокруг нас подобно лесному пожару. Очевидно, быть частью родословной Физерстоуна означало участвовать в испытаниях, которые, в случае победы, могут сделать вас членом Кольца, то есть лидерами Физерстоуна.

Мы так и не узнали, как и почему все это произошло, вскоре после его смерти, но среди тех, кому он давал обещания, это была победа, которой все радовались.

— Он ни хрена не контролировал, — говорит Рен со взрывом смеха, ее голова запрокидывается, когда она проводит руками по волосам. — Он буквально вломился в ворота в процессе игр, выстрелил кому-то в плечо и сбежал, как слабак, каким он и был. — Ее слова быстро превращаются в кислоту у нее на языке, когда она поднимает голову, чтобы еще раз взглянуть на нас.

Я пытаюсь осмыслить ее слова и тот факт, что это не то, что я ожидал услышать, и Энцо, должно быть, согласен, потому что он тоже вмешивается.

— Ты лжешь.

Рен ловит его взгляд, смотрит прямо в глаза, не сбиваясь с ритма. — Что я получаю от лжи? Этот человек мертв, и я не собираюсь переписывать ему чьи-то заслуги. — Она поднимает руки с колен, кладет их на стол перед собой и обводит взглядом каждого из нас. — Если ты на войне, в суде или подвергаешься нападению, и один из твоих братьев погибает, что ты сделаешь?

Моя голова слегка наклоняется набок, пока я наблюдаю за ней. — Что ты имеешь в виду? — Вопрос срывается с моих губ прежде, чем я успеваю его остановить, но когда ни один из моих братьев не вмешивается, я знаю, что они так же сбиты с толку, как и я.

— Я имею в виду, что ты в кровавой бане, твой брат истекает кровью на полу в окружении огнестрельного оружия, вокруг тебя продолжают падать люди, но ты, к счастью, невредим. Что ты сделаешь?

— Вытащу своего брата оттуда. — Ответ срывается с моих губ, мой фильтр не работает, когда я выпаливаю правду. Ее губы сжимаются в тонкую линию, когда она слегка кивает, снова кладя руки на колени.

— Я участвовала в играх, которые прервал мой отец. Всю в крови и окруженную врагами, которых он же и заставил меня нажить. И все же, когда все вышло из под контроля, и он сбежал, ты думаешь, он позаботился о том, чтобы взять меня с собой? — Ее тон — достаточный ответ. Это было бы твердым "нет", и это заставляет мое сердце болеть за нее.

Никто не просит, чтобы тебя привели в этот безумный мир, который мы называем жизнью, но чтобы рядом не было даже твоей семьи, которая поддержала бы и защитила тебя? Черт, я даже представить себе не могу, каково это, и это только злит меня еще больше, потому что я не должен испытывать к ней сострадания. Вовсе нет.

Маттео откашливается, поправляя галстук, пытаясь скрыть тот факт, что ее слова подействовали на него так же, как и на меня, и, судя по тому, как Энцо ерзает на стуле, я бы сказал, что он чувствует то же самое.

— Сейчас все это не имеет значения, — ворчит Маттео, когда я слышу, как Нонна усмехается со своего места, где она стоит, скрестив руки на груди и пристально наблюдая за нами.

— Вы, ребята, были теми, кто поднял тему игр. Я просто хотела проверить это на практике. — Фальшивая улыбка Рен становится шире, когда она смотрит на Маттео сверху вниз.

Боже, я ненавижу то, какая она охуенно фантастическая со своим нахальством и отношением, и то, как она себя ведет, говорит мне, что она тоже не такая уж болтушка. Мы должны помнить, что она обучалась в Академии Физерстоуна, и, судя по тому, как об этом говорил Тотем, на это определенно стоит обратить внимание.

— Тотем обещал нам…

— Ради всего святого. Меня не волнует, что мой отец обещал вам. Вы были дураками, думая, что он выполнит все то дерьмо, о котором вы договорились, и вы еще более глупы, думая, что все равно получите это. — Челюсть Рен напрягается, когда она встает, ее стул скрипит по полу позади нее, когда она кладет ладони на стол.

Я не могу решить, злится она или расстроена, но в любом случае, румянец на ее щеках нельзя отрицать. Я уверен, что любой другой, стоящий перед ней, услышав ее тон и ядовитость, пропитывающую каждое слово, утонул бы на месте, но только не Маттео. Он такой же садист, как и она, когда дело доходит до этой гребаной игры во власть.

Маттео тоже медленно поднимается со своего места, повторяя ее позу вплоть до того, что кладет руки на стол на той же ширине друг от друга.

— Он обещал мне наследника от своей дочери, — выплевывает он низким убийственным голосом, пытаясь сдержать свой гнев. — Он был большим любителем продавать женщин, включая тебя, кажется.

Его слова — ложь. Толчок в ее сторону. Мы бы никогда ничего не сделали в обмен на женщину. Никогда. Торговля людьми — вот где мы подводим черту. Мы не ангелы. Черт возьми, мы знаем, в какую загробную жизнь направляемся, но мы уйдем, прекрасно зная, что остались верны этому правилу.

Я ожидаю, что Рен разинет рот от ужаса, рявкнет в ответ в гневе или, может быть, даже разрыдается, как убитая горем девушка, но она ничего этого не делает. Вместо этого она делает то, что продолжает делать. Застав меня врасплох.

С ее губ срывается усмешка, за ней следует еще одна и еще, когда она встает из-за стола, недоверчиво качая головой в ответ на слова Маттео, прежде чем это внезапно перерастает во взрыв смеха. Теперь моя очередь смотреть на нее, пока она смеется, от души, проводит руками по щекам, чтобы смахнуть выступившие слезы, прежде чем посмотреть Маттео прямо в глаза. Весь ее юмор исчез, и на его месте стоит хладнокровная женщина.

— Он разыграл тебя, Маттео. Что ж, он разыграл тебя, или ты откровенно лжешь мне, потому