Втащив боевого товарища в спальню и бросив на кровать, Скиннер решил осмотреть его жилище. Это была просторная квартира с большой, богато обставленной гостиной и внушающей уважение открытой кухней. Посудой и плитой, однако, пользовались нечасто. О неприхотливом образе жизни хозяина свидетельствовали валяющиеся повсюду консервные банки, коробки из-под пиццы и пустые пивные бутылки.

Он тут гребаную помойку развел.

Скиннер собрался уже отчалить, когда из спальни донесся странный грохот, а потом долгое рычание. Пойдя на шум, Скиннер обнаружил в конце коридора туалет с распахнутой настежь дверью, а над унитазом — блюющего Каннингам-Блайта. Штаны заслуженного повара были спущены до колен.

— Ты в порядке, друг?

— М-м-мдя…

Каннингам-Блайт совершил медленный поворот кругом, его ноги заплелись. Он сковырнулся на пол, спиной к унитазу.

Скиннер смотрел и не верил своим глазам. Старик дергался и егозил, словно марионетка на веревочке, однако сходство с куклой не ограничивалось хаотичностью движений: у Каннингам-Блайта отсутствовали гениталии. На их месте красовался уродливый красно-желтый шрам. Впрочем, некое подобие мошонки, судя по всему пустой, еще угадывалось, а вот члена не было и в помине. Из бугристой бурой плоти торчала гибкая трубка, ведущая в прозрачный пластиковый пакет, притороченный к талии при помощи ремешка. На глазах у изумленного Скиннера пакет медленно заполнялся желтой жидкостью.

Чудовищный ветеран сквозь пьяные туманы заметил присутствие постороннего, определил источник его смятения и со смехом похлопал по мешку.

— Сколько раз уже сегодня его опорожнял… Хорошо, что не забыл. Иногда забываю. И он лопается, гад. Недавно вышел случай, очень неловко…

Скиннер был в ужасе.

— Как это тебя… угораздило?

Каннингам-Блайт, должно быть, протрезвел от смущения. Он приподнялся, поддернул штаны и присел на краешек унитаза. Пару секунд было тихо. Затем он заговорил — сухим отстраненным голосом:

— В шестидесятых я увлекся политикой. Ну мальчишка, что возьмешь. Особенно национальный вопрос меня занимал. Я никак не мог понять, почему большая часть Ирландии сумела завоевать свободу, а Шотландия до сих пор томится под игом… ик… под игом британской короны. Целыми днями ходил по Нью-тауну и удивлялся: центр Эдинбурга, а названия улиц — в честь английской знати, как на подбор. Все благодаря этому подхалиму Вальтеру Скотту. А великие сыновья родины, вроде социалиста Джеймса Конноли, довольствуются жалкой табличкой под каким-то сраным мостом… Тебе интересно?

Скиннер кивнул.

— Я всю жизнь любил химичить. Выдумывал рецепты, смешивал разные вещества. И решил: сделаю бомбу в знак протеста. Подложу ее под один из символов британского империализма — и взорву к чертовой матери! Чтоб неповадно было уродовать мой город. Выбрал памятник герцогу Веллингтону, что на Ист-Сайд. И начал мастерить — дома, на кухне. Сидел, зажав между ног обрезок трубы. Утрамбовывал взрывчатку… Ну, она и долбанула. Оторвала мне член и яйцо!— сообщил он чуть ли не с гордостью.— А на железном герцоге небось даже царапины бы не осталось…— Его голова уныло поникла.— Мне тогда было восемнадцать лет. Я только одну женщину успел узнать: жилистую старую училку из Аберфельди. У нее рожа была как мешок с гаечными ключами. Но я о ней вспоминаю каждый день с поющей болью в сердце. И всякий раз чувствую — вот она, фантомная эрекция! Мощная, твердая, как полицейская дубинка…— Старый повар горестно вздохнул.— Береги член, приятель! Это твой лучший друг, что бы ни говорили всякие умники.

Скиннер несколько секунд стоял неподвижно, затем сухо простился и покинул жилище Сэнди Каннингам-Блайта. Он шел по булыжным улицам Нью-тауна в сторону маслянисто-черных вод залива Ферт-оф-Форт. В голове плескалась тяжелая усталость.

Да уж действительно — альковные секреты шеф-поваров… Но не те, которые мне нужны.

Весна вступила в Эдинбург робко, словно ожидая, что ее в любую минуту погонят палками. Неизбалованные погодой горожане дружно приветствовали ее приход, и служащие отдела санитарно-эпидемического контроля не были исключением. Давно бродившие по этажам слухи об увеличении бюджета наконец подтвердились: начальник Джон Купер собрал людей в зале заседаний и объявил, что бюджет будет расширен — впервые за последние пять лет. Это означало увеличение штата и появление новой вакансии старшего инспектора. Кому-то светило повышение. В отделе, конечно, шутили, что под началом Купера повышение — это хуже увольнения, однако большинство восприняло новость с энтузиазмом.

Скиннер покосился на Боба Фоя: у того дернулась щека. Интересно, кто-нибудь еще заметил? Он украдкой оглядел коллег. Сзади сидел Айткен, спокойный как удав — ему до пенсии осталось всего ничего. Макги тоже не трепыхался, ибо планировал вернуться в родной Глазго. Кибби, напротив, смотрел собранно и целеустремленно. В последнее время он из кожи вон лез, чтобы выслужиться перед Фоем — и, надо сказать, небезуспешно. Что до самого Скиннера, то его шансы на повышение было трудно просчитать. Пить он, конечно, не перестал, однако благодаря связи с Шеннон вышел на некое плато.

По окончании собрания, на излете первого по-настоящему весеннего дня, персонал отдела санитарно-эпидемиологического контроля дружно отправился в ресторан «Кафе-Рояль» — Боб Фой на правах начальника предложил выпить по кружечке, отпраздновать добрые вести. Одной кружкой, понятно, не ограничилось, и вскоре своды роскошного ресторана, отделанного дубом и мрамором, огласились веселыми пьяными криками. Единственным исключением был Брайан Кибби, по своему обыкновению пивший содовую с лаймом.

Скиннер чувствовал, что градус цинизма в его репликах растет прямо пропорционально градусу алкоголя в крови. Он угрюмо рассматривал лица коллег: жизнерадостные, чистенькие, прилежные, аж тошно. Особенно Брайан Кибби.

Вот уж кто прилежный так прилежный. Идеально подходящее описание! Именно про таких субчиков начальство говорит: прилежный парнишка.

Он вдруг понял, что не кто иной, как Брайан Кибби, будет главным претендентом на новую должность.

От нечего делать Скиннер занялся тем, чем обычно занимался в подобных ситуациях: принялся склонять Брайана к пьянству.

— Сода и лайм? Это круто!— подмигнул он Шеннон, в которую Кибби был явно и безнадежно влюблен.

Чтобы отделаться от мучителя, Кибби нарушил лимонадную диету и заказал пива. От насмешек это его не спасло, но по крайней мере с кружкой в руке он не выглядел белой вороной.

Черт тебя побери, Скиннер!

Для передышки Кибби отошел к музыкальному автомату и выбрал песню, робко надеясь произвести впечатление на Шеннон. Он прочитал на одном из форумов, что все девушки любят «Колдплэй».

Там ходит на форум одна девчонка… очень красивая, если судить по юзерпику. Наверное, много о себе думает, раз выбрала такую картинку, но все равно классно. Правда, Люси гораздо красивее. И Шеннон.