Командующему ВМС в Западной Франции

Контр-адмиралу Робину Шалл-Эмдену

От лейтенанта цур Зее Клауса Дёница

Прошу перевести меня в состав подводного флота, в 1-ю флотилию ПЛ под командование лейтенанта цур зее Хельмута Ройтера. Надеюсь на то, что в новом качестве я смогу принести больше пользы родине и фюреру, чем в настоящее время. Осмелюсь также предположить, что опыт, полученный мною на эскадренных миноносцах, будет способствовать наибольшей эффективности службы на новом месте.

Резолюция Шалл-Эмдена:

Не возражаю!

Резолюция Дёница:

На эту лодку — только через мой труп! Найти другое решение.

Летом Париж отвратителен: нет ни балов, ни раутов, ни праздников. Итальянская опера уехала в Лондон, Французская опера кочует бог знает где; а Французского театра, как вам известно, вообще больше нет.

А. Дюма. «Граф Монте-Кристо»

Париж мог бы гордиться. В декабре 1940 года его мостовые попирали ботинки сразу трех звезд германского подводного флота. В неделю, предшествующую Рождеству, там оказались Отто Кречмер, Хельмут Ройтер и Иоахим Шепке. Они были молоды, красивы и знамениты, они были почти боги, и они были в Париже! И город был приветлив и дружелюбен. Он открывал невероятные соблазны. Как будто не было войны, как будто где-то в море, всего в нескольких часах езды на поезде, не начиналась ледяная Атлантика, не погружались в черные волны транспорты и не полыхали озера соляра. А под неспокойной поверхностью не скрипели зубами их товарищи, прислушиваясь к разрывам глубинных бомб, и не сыпались на палубу осколки битого стекла с манометров, не лопались, как вздувшиеся консервные банки, корпуса лодок, наскочив на минные заграждения. В Париже царили счастье и мир. В кофейнях играл аккордеон, на Елисейских Полях прохаживались офицеры с шикарными дамами, в кондитерских подавали пирожные с жирным кремом, имевшим привкус настоящего сливочного масла. Три героя, три кавалера рыцарского креста могли себе позволить практически все. Ройтер перед отпуском как раз получил жалованье с премиальными за танкер (его третий танкер). В Париже 11 000 BRT превратились в 1,3-каратный изумруд в изящной оправе от Cartier. Подарок Анне на Рождество. У Ройтера было намерение добраться до Берлина, и пусть даже с опозданием, но все-таки вручить подарки. Для юного Адольфа он приобрел замечательный жестяной Mercedes-Benz. У него открывались все дверцы, багажник и вращался руль. Ройтер и сам был бы не прочь в такой поиграть. Это и сейчас-то было настоящее богатство, а уж в годы его нищего детства — и подавно… Наконец-то я могу позволить себе не думать о том, что это все стоит! Дом в Потсдаме я пока не куплю, а вот всякие маленькие штучки — могу позволить не хуже любого миллионера! Как бы ни было плотно спрессовано его расписание в Берлине, он обязательно доберется до Потсдама и принесет подарки, чего бы ему это ни стоило.

— Изящная вещица, — причмокнул языком Шепке, поворачивая пальцами кольцо. — Кто бы мог подумать, что для того, чтобы твоя Анна надела его на палец, сгорело заживо с полсотни хороших моряков. Говорят, камни имеют историю. Некоторые — кровавую историю, вот этот уже начал отсчет…

— Не каркай! — оборвал его Ройтер. — Не хватало еще от тебя всякую гнусь выслушивать! И так тошно. И вообще, отдай сюда! — Ройтер выдернул у приятеля кольцо и спрятал его в футляр.

— Как ты его собираешься дарить? — поинтересовался Шепке. — Анна тебя на порог не пустит, еще, чего доброго, полицию вызовет.

— Ну это уж моя забота. С англичанами как-то управляюсь и с родной полицией бог даст…

— Скажи мне все-таки, что ты так в нее вцепился? Просто мертвой хваткой… Может, деньги? — Шепке хитро прищурил один глаз. — Папаша — правая рука Шварца.[43]От такой кучи бабок нет-нет, а малая толика прилипнет… Че бы тебе не стать миллионером наконец?

— Да хрен тут поймешь, кто и чья правая рука… — Он вдруг вспомнил, как случайно подслушал телефонный разговор своего несостоявшегося тестя с этим самым Шварцем.

По обрывкам фраз, долетавших до его слуха, было совершенно невозможно понять, кто кому подчиняется. Потенциальный тесть Ройтера временами то отчитывал рейхсляйтера, как боцман нерадивого матроса, то уже через пару слов вроде как неловко оправдывался. Мутно, короче, там все у них, у финансистов.

Да уж… деньги… этим аргументом можно было сразить наповал кого угодно. Дорого бы Ройтер дал, чтобы Анна Демански была простой деревенской девушкой, такой, например, как жена того же Прина. Увидел блондинку в чистом поле, подошел, поцеловал, вот теперь дочурки народились… бла-бла-бла сиреневые сопли. Нет повести счастливее на свете… Ну не годилась Анна Демански для агитплаката. Однако такого, как с ней, он не испытывал ни с кем ни до, ни после. Было в ней что-то, что зажигало огонь в его груди, когда он сжимал в порыве страсти ее худенькое тело, когда ее лицо склонялось над ним, этот огонь вырывался куда-то вверх и сливался с божественным светом планет. Но теперь, увы! — на этом месте зияла огромная рваная рана. И первое, что приходило к нему после каждого пробуждения, неважно, на белоснежных ли крахмальных простынях отеля «Наполеон» в Бресте или на пропахших тавотом сырых тряпках под оглушающее тарахтение компрессора, была упрямая и жестокая истина «НЕТ ЕЕ!!!». Нет ее! Это осознание отравляло дни, наполняло его тупой безысходной злобой. Нет ее! И ничто не имеет смысла. Вселенная, лишенная бога, превращается в лужу мерзких гниющих помоев. Нет ее! И не о чем жалеть, ничего тебя не держит на далеком берегу. И чтобы хоть как-то исправить это, он был готов отправить на корм акулам не то что полсотни, а тысячи врагов, если бы это хоть как-то приближало миг, когда вновь можно было ощутить клокотание этого огня. Но боги были безучастны к его порывам и оставляли ему лишь одно — желание мстить, конечно же не ей, но этому миру, отнимать чужие жизни, чтобы хоть как-то компенсировать боль и утрату своей. Ну как все это было объяснить Шепке, Кречмеру? Да и зачем им?

— Дядечка! — толкнул его за локоть Иоахим. — Эй, раскинем партеечку в бридж?

— Не-не-не! — очнулся Ройтер от своих раздумий. — С Отто сядет играть только полный идиот… Он карты видит. Это мы уже проходили.

Боевое соединение, в состав которого входили Кречмер с Ройтером, вполне могло разорить все парижские казино. Математический мозг Хельмута довольно ловко зарабатывал на рулеточном колесе, и это несмотря на французское двойное «зеро», а Кречмер, оказалось, был очень сильным картежником. Лучше всего ему удавался бридж и преферанс. Редкий вечер подводники не возвращались из казино с кругленькой суммой, которую, впрочем, довольно быстро спускали за следующие сутки. Так продолжалось уже 4 дня. А Париж был, как всегда, ярким и романтичным. Красотки, выпивка, но, пожалуй, самое замечательное — в Париже, а точнее в люксе, в бельэтаже их же гостиницы, находился знаменитый медиум и экстрасенс — Расмус Ланс. В Рейхе с некоторых пор запрещалась пропаганда оккультизма. Но Париж-то все-таки не Нюрнберг. Здесь было можно все. Тем более ребятам, которые обычно-то не спрашивали разрешения у папы с мамой, разве что у Fati Karl.[44]Но этот далеко, в Корневеле, да и что бы он сказал, узнав о мелких хулиганствах своих подопечных? — «Ребята отдыхают, пусть развлекаются…» Это же не конвой упустить и не торпедой промахнуться на учениях… Здесь сам воздух такой, что в нем растворяются любые запреты. И даже гестапо работает спустя рукава.