Мальчик угрюмо кивнул. Он страшно устал, а в этом мире не было ни малейшей возможности хоть немного поспать. Обычно Лира не проявляла такой чуткости, но сейчас что-то в его облике подсказало ей: он боится, но подавляет свой страх, как это советовал делать Йорек Бирнисон, как делала она сама у рыбацкой хижины около замерзшего озера.

— И еще, Уилл, — добавила она, — я тебя не выдам, никому. Обещаю.

— Ладно.

— Однажды я это сделала. Предала человека. Хуже этого со мной ничего не было. Вообще-то я думала, что спасаю ему жизнь, но привела его в самое плохое место, какое только можно было найти. Потом я ненавидела себя за тупость. Так что теперь я буду очень внимательно следить, чтобы не забыть, не проговориться как-нибудь случайно и не предать тебя.

Он ничего не ответил. Он потер глаза и усиленно заморгал, чтобы прогнать дремоту.

— Мы сможем пробраться через окно обратно, только когда стемнеет, — сказал он. — Не стоило вообще приходить сюда средь бела дня. Нас могли увидеть, а это слишком большой риск. А теперь нужно как-то убить время…

— Я хочу есть, — сказала Лира.

— Знаю! — вдруг воскликнул Уилл. — Мы пойдем в кино!

— Куда?

— Сейчас увидишь. Там и перекусим.

Недалеко от городского центра, минутах в десяти ходьбы, был кинотеатр. Уилл заплатил за билеты, купил хот-догов, попкорна и кока-колы, и они, нагруженные всей этой едой, уселись на свои места как раз к началу фильма.

Лира смотрела его как завороженная. Ей доводилось видеть проекции фотограмм, но в ее мире не было ничего, похожего на кино. Она с жадностью проглотила хот-дог и попкорн, залпом выпила коку и вперилась глазами в экран, смеясь и переживая вместе с героями. К счастью, в зале было много детей, и в общем шуме ее восторга никто не замечал. Уилл сразу же закрыл глаза и погрузился в сон.

Он проснулся, услышав хлопанье сидений; люди уже потянулись к выходу, и он заморгал, когда вспыхнул свет. На его часах была четверть девятого. Лира неохотно двинулась вслед за зрителями.

— Это было здорово, я такого в жизни не видела, — сказала она. — Не понимаю, почему в моем мире никто не изобрел кино. Некоторые вещи у нас лучше, чем у вас, но это лучше всего, что у нас есть.

Уилл даже не помнил, на какой фильм они ходили. Снаружи было еще светло, и толпа на улицах не поредела.

— Хочешь, посмотрим еще?

— Ага!

И они отправились в другой кинотеатр — он оказался за углом, в нескольких сотнях метров от первого, — и снова взяли билеты. Лира залезла на сиденье с ногами, обняв колени, и Уилл позволил себе забыться снова. Когда они снова очутились на улице, было уже почти одиннадцать: гораздо лучше.

Лира опять проголодалась, поэтому они купили на лотке два гамбургера и стали есть их на ходу, что тоже было для нее ново.

— Мы едим только сидя. Раньше я никогда не видела, чтобы люди ели на ходу, — сказала она Уиллу. — У вас тут очень многое устроено не как у нас. Хотя бы движение. Мне не нравится, когда столько машин. А вот кино — другое дело, и гамбургеры тоже. Они мне понравились. А та женщина-ученый, доктор Малоун, сделает так, чтобы на ее приборах можно было читать слова. Я в этом уверена. Завтра я снова пойду к ней и посмотрю, что у нее получается. Наверняка я смогу ей помочь. Вдруг мне удастся убедить ученых выдать деньги, которых ей не хватает? Знаешь, как сделал мой отец, лорд Азриэл? Он взял да и обманул их…

Пока они шли по Банбери-роуд, она рассказала ему все о том вечере, когда они с Пантелеймоном спрятались в гардеробе и видели, как лорд Азриэл показал ученым из Иордан-колледжа отрезанную голову Станислауса Груммана в вакуумном ящике. А поскольку Уилл оказался очень хорошим слушателем, она поведала ему и весь остаток своей истории, со дня побега из квартиры миссис Колтер до того ужасного момента, когда она поняла, что сама привела Роджера к гибели среди ледяных утесов Свальбарда. Уилл слушал ее, не делая никаких замечаний, но внимательно, с сочувствием. Ее рассказ о путешествии на воздушном шаре, о ведьмах и бронированных медведях, о карающей руке Церкви точно слился в одно целое с его собственной фантастической грезой о прекрасном городе на берегу моря, пустом, тихом и безопасном: конечно, во все это просто невозможно было поверить.

Однако вскоре они таки добрались до кольцевой дороги и растущих поодаль грабов. Сейчас здесь было совсем слабое движение: автомобили проезжали мимо с интервалом в минуту-другую, не чаще. И окно никуда не исчезло. Уилл невольно улыбнулся. Значит, все и вправду будет хорошо!

— Дождись, пока на шоссе не будет машин, — сказал он. — Я иду первым.

Мгновение спустя он уже был на траве под пальмами, а еще через несколько секунд Лира присоединилась к нему.

У них было такое ощущение, словно они вернулись домой. Просторная теплая ночь, запахи цветов и моря, тишина вокруг — они погрузились во все это как в теплую ласковую воду.

Лира потянулась и зевнула, и Уилл почувствовал, как с его плеч спало тяжкое бремя. Он носил его целый день и не замечал, что оно почти вдавило его в землю, но теперь ему стало спокойно, легко и свободно.

И тут Лира схватила его за руку. В то же мгновение он сообразил, почему она это сделала.

Откуда-то из переулков позади кафе доносился жалобный визг.

Уилл тут же ринулся на звук, и Лира побежала за ним по узкой улочке, куда практически не попадал лунный свет. После нескольких зигзагов и поворотов они выскочили на площадь перед каменной башней, которую видели утром.

У ее основания, лицом к башне, стояли полукругом десятка два детей; одни из них сжимали в руках палки, а другие бросали камни в того, кого они прижали к стене. Сначала Лире показалось, что это тоже ребенок, но изнутри полукруга доносилось жуткое завывание, в котором не было ничего человеческого. И дети тоже визжали, не то от страха, не то от ненависти.

Уилл подбежал к детям и потянул назад одного из них. Это был мальчик примерно его возраста, в полосатой тенниске. Когда он обернулся, Лира увидела дикие полоски белков вокруг его зрачков; потом и другие дети заметили, что происходит, и повернулись к ним, оставив свое занятие. Здесь была и Анжелика с ее маленьким братом; они тоже держали в руках камни, и глаза всех детей свирепо сверкали в лунном свете.

Они умолкли. Только пронзительный вой не стихал, и тут Уилл с Лирой увидели, кто это вопит: пестрая кошка, прижавшаяся к стене башни, с разорванным ухом и задранным хвостом. Это была кошка, которую Уилл встретил на Сандерленд-авеню, — похожая на Мокси, та самая, что привела его к окну.

Едва увидев ее, он оттолкнул мальчика, которого схватил за плечо. Тот упал на землю и тут же вскочил, вне себя от злости, однако другие не дали ему броситься на обидчика. Уилл уже опустился на колени рядом с кошкой.

Потом она очутилась у него в руках. Она прижалась к его груди, и он, крепко обняв ее, повернулся лицом к детям; у Лиры в голове мелькнула безумная мысль, что его деймон наконец-то стал видимым.