— Зачем вы мучаете кошку? — сурово спросил он, и дети не нашлись с ответом. Они стояли, трепеща, перед разгневанным Уиллом; они тяжело дышали, сжимали свои палки и камни, но не могли выговорить ни слова.

Но потом вдруг отчетливо прозвучал голос Анжелики:

— Ты не отсюда! Не из Чи-гацце! Ты ничего не знал про Призраков, и про кошек ничего не знаешь. Ты не такой, как мы!

Мальчишка в полосатой тенниске, которого оттолкнул Уилл, дрожал от нетерпения. Если бы не кошка у Уилла в руках, он набросился бы на него и пустил в ход кулаки, ноги, зубы. Уилл охотно принял бы этот бой: между ними словно потрескивала электрическая дуга ненависти, которую могло разрядить только насилие. Но мальчишка явно боялся кошек.

— Откуда вы взялись? — презрительно спросил он.

— Неважно, откуда мы. Если вы испугались кошки, я заберу ее с собой. Если для вас встретить кошку — плохая примета, то для нас хорошая. А теперь прочь с дороги!

На миг Уиллу показалось, что их ненависть победит страх; он уже приготовился опустить кошку наземь и кинуться в драку, но вдруг из-за спин детей послышался низкий рык, похожий на раскаты грома. Они обернулись и увидели позади себя огромного леопарда: он рычал, оскалив ослепительно белые зубы, а Лира стояла рядом, положив руку ему на спину.

Даже Уилл, узнавший в леопарде Пантелеймона, успел на мгновение испугаться, а о детях и говорить нечего: их точно ветром сдуло. Через считанные секунды на площади никого не осталось.

Но прежде чем уйти оттуда, Лира посмотрела на башню. Она сделала это, услышав ворчание Пантелеймона, и заметила кого-то на самом верху: там, над парапетом, мелькнула чья-то курчавая голова, принадлежащая явно не мальчику, а взрослому юноше.

Полчаса спустя они снова были в знакомой квартире над кафе. Уилл нашел банку сгущенного молока; кошка жадно вылакала угощение и принялась зализывать раны. Пантелеймон из любопытства тоже обратился в кота; сначала кошка настороженно ощетинилась, но потом сообразила, что Пантелеймон, кем бы он ни был, уж точно не настоящий кот, да и бояться его не стоит, и перестала обращать на него внимание.

Лира с интересом наблюдала, как Уилл возится с кошкой. Единственными животными, которых она видела вблизи в своем собственном мире (если не считать бронированных медведей), были те, что выполняли какие-нибудь служебные функции: кошек держали в Иордан-колледже не ради забавы, а ради борьбы с мышами.

— По-моему, у нее сломан хвост, — сказал Уилл. — Не знаю, что с этим делать. Может, он сам заживет. А ухо я ей помажу медом. Я где-то читал, что он действует как антисептик…

Он лишь перепачкал кошку, но она, по крайней мере, занялась умыванием, а это шло ее ранам только на пользу.

— Ты уверен, что это та самая, которую ты видел? — спросила она.

— Да, это она. К тому же, если здешние дети так боятся кошек, значит, в их мире они не водятся. Думаю, она просто заблудилась и не нашла дороги домой.

— Они как будто с ума посходили, — сказала Лира. — Чуть не убили ее. Я еще никогда не видела, чтобы дети так себя вели.

— А я видел, — откликнулся Уилл.

Но лицо у него было хмурое: он явно не хотел об этом говорить, и Лира поняла, что сейчас лучше воздержаться от вопросов. Она знала, что не надо задавать их и алетиометру.

Она очень устала и вскоре отправилась в постель, где ее тут же сморил сон.

Через некоторое время, когда кошка тоже свернулась клубочком и заснула, Уилл вышел на балкон, захватив с собой чашку кофе и зеленый кожаный несессер. Усевшись, он стал разбирать документы при свете, падающем из окна.

Их было немного. Как он и думал, в несессере лежали письма, написанные черными чернилами на специальной почтовой бумаге. Эти буковки были выведены на бумаге рукой человека, которого он так жаждал найти, и он снова и снова трогал их пальцами и прижимал к лицу, чтобы стать таким образом поближе к нему. Потом начал читать.

Фэрбенкс, Аляска. Среда, 19 июня 1985 г.

Дорогая моя, у нас, как обычно, кавардак, хотя дело потихоньку движется: все запасы уже здесь, но физик, гениальный тупица по фамилии Нельсон, не подумал о том, как затащить в горы свои чертовы зонды. Так что приходится нам бить баклуши, пока он добывает транспорт. Зато я нашел время, чтобы потолковать с Джейком Петерсеном, тем старым золотоискателем, которого встретил в прошлый раз: отыскал его в здешнем дешевом баре и под шум болельщиков — по телевизору как раз передавали бейсбольный матч — стал расспрашивать об аномалии. Но там он говорить не захотел — отвел меня к себе домой, и благодаря бутылке «Джека Дэниэлса» у него развязался язык — правда, сам он не видел того, что меня интересует, но знает эскимоса, который видел, и тот сказал, что это была дверь в мир духов, они знают про нее много веков — когда шаманы проходят инициацию, их заставляют пройти туда и принести обратно какой-нибудь трофей — не все возвращаются, — а потом старина Джейк достал карту и показал мне место, где, по словам эскимоса, находится эта штука (на всякий случай, вот ее координаты: 69°02'11'' с. ш., 157°12'19'' з. д., на отроге Сторожевой горы в двух-трех километрах к северу от реки Колвилл). Потом мы переключились на другие арктические легенды — про норвежский корабль, который плавает без команды вот уже шестьдесят лет, и так далее. Археологи — славные ребята, скучают без дела, но терпеливо ждут, пока Нельсон разберется со своими шарами. Никто из них никогда не слышал о моей аномалии, и, поверь мне, я собираюсь помалкивать и дальше.

Крепко целую вас обоих. Джонни.

Умиат, Аляска. Суббота, 22 июня 1985 г.

Дорогая, зря я обзывал его гениальным тупицей: наш физик Нельсон совсем не дурак, и, если не ошибаюсь, ищет ту же самую аномалию, что и я. Представляешь, это он организовал задержку в Фэрбенксе! Понимая, что остальные члены группы ни за что не согласятся ждать без уважительной причины — например, такой, как отсутствие транспорта, — он заранее отменил уже отправленный в город заказ на машины. Я обнаружил это случайно и уже собирался спросить его, что он, черт возьми, себе позволяет, но тут услышал, как он говорит с кем-то по рации и описывает ему ту аномалию — только места он точно не знал. После я угостил его стаканчиком, прикинулся этаким туповатым воякой, старым арктическим волком и стал рассуждать о том, какие на свете бывают чудеса: наука, мол, ничего объяснить не может — взять хоть снежного человека, ну и тому подобное — а сам внимательно за ним следил, — а потом взял и выложил ему насчет аномалии — рассказал эскимосскую легенду о невидимой двери в мир духов — где-то рядом со Сторожевой горой, куда мы как раз и направляемся, это надо же, какое совпадение! И знаешь, он словно окаменел. Разумеется, он отлично понял, о чем речь. Я притворился, что ничего не заметил, и стал распространяться дальше о колдовстве, рассказал ему легенду про заирского леопарда — так что, надеюсь, он все же счел меня бестолковым суеверным солдафоном. Но я прав, Элейн, он ищет то же самое. Теперь весь вопрос в том, признаться ему или нет? Надо бы сначала понять, какую игру он ведет.