— Да я на такси, — включила «девочку» Даша.

Понятно, что он решение уже принял, так что можно ломаться сколько угодно без последствий для результата. Несветаева порадовалась, что поставила своего Психа, как называли в узких кругах скутер Хонду PSX, на платную стоянку.

— Что непонятного в словах: «ноге нужен покой»? Сейчас машина прогреется, — Кощей сходил к платяному шкафу за брелоком и пискнул к окно.

Даша решила добраться до своих вещей, чтобы натянуть ботинки. Она всё еще пребывала в расслабленном и несколько некритичном состоянии, потому оказалась не готова в резкой боли, пронзившей стопу.

Несветаева непроизвольно вскрикнула.

Павел Константинович развернулся и, поймав Дарью с поличным, если так можно назвать оторванную от кресла задницу, и протранслировал мимикой: «Что непонятного в словах: «ноге нужен покой»?»

Даша послушно села, вжав голову в плечи. Не от страха, а скорее рефлекторно, как самка перед альфа-самцом.

Поляков ткнул пальцем в ее сторону, будто выстрелил из пистолетика.

С верхней полки шкафа он вытащил сумку от ноута, куда бережно его уложил.

— Это чтобы вы не скучали и думали обо мне, — сурово заявил он. — Что еще вам нужно забрать с работы, кроме сумочки и верхней одежды?

— Нет, спасибо, ничего. А Елена Викторовна?..

— Я ее предупрежу о несчастном случае на производстве, — с тем же невозмутимым видом продолжил босс.

— Какой несчастный случай? — снова напряглась Даша. — Выпью пару таблеток, натру обезболивающим, завтра как живая буду на работе.

— Мне тут зомби не нужен, — будто всерьез уведомил Поляков, но сеточка морщин у глаз подсказывала, что он пытается Дашу троллить.

— Ладно, значит, живая приду, — согласилась она. — Да всё нормально будет!

— Вот и договорились, — подвел итог Поляков. — Я отвожу вас домой, по дороге заедем в аптеку и купим вам таблеточки-растирания. По магазинам, компенсировать нанесенный ущерб, отправимся после выздоровления пациента.

Даша молчала.

Иногда лучше молчать, чем говорить.

Не то можно спугнуть удачу.

Из Полякова вышла идеальная сиделка. На коленях. И обувалка ботинок. А также одевалка одежды и собиралка вещей. Павел Константинович офигел настолько, что даже предложил Даше помощь в надевании джинсов. Так, вскользь. Между делом. Несветаева его даже зауважала. Так-то своим ухарски-раздолбайским подходом к жизни и работе Кощей скорее раздражал. И относительный финансовый успех фирмы Дарья приписывала связям в силовых структурах, улыбке фортуны, кстати подвернувшимся профессиональным кадрам… И только директор — безответственный балабол — был тем фактором, которому не столько «благодаря», сколько «вопреки».

Однако чем ближе знакомилась Даша с Кощеем, тем полярнее становилось ее мнение о боссе. С одной стороны, бесили его лень и разгильдяйство. С другой — каким-то непостижимым образом это же самое наплевательство позволяло ему добиваться… всего. Вспомнился бородатый анекдот про конкурс пофигистов. «Хочешь бабу?» — «Хочу!» «Хочешь денег?» — «Хочу!» «Хочешь власти?» — «Хочу!» «Так какой из тебя пофигист?» — «А мне пофигу, что вы обо мне думаете».

Так вот, в Даше крепла уверенность, что Поляков — тот самый чемпион по пофигизму. Он просто делал, что хотел, не пускаясь в рефлексии и не страдая этическими дилеммами. Опустился перед нею на колени и даже не задумался о сакральном смысле этой позы. Его не волновало, что он — директор, она — секретарша; он — мужчина, она — женщина; он — старше, она — младше. Решил, что отвезет домой — и хоть джигу в шпильках у него на лбу пляши: он хочет — он повезет.

Даже вчерашнее вторжение с высоты сегодняшнего опыта выглядело в другом свете. Он захотел — он приехал. Просто ничто не в состоянии остановить поезд на воздушной подушке, когда он на полном ходу.

Ничто, кроме Дарьи Несветаевой, разумеется.

«Хочу» Кощея vs «Надо» Даши.

Это будет интересно!

— Павел Константинович, — жалобно взмолилась она, когда уже одетый директор наклонился, чтобы подхватить уже одетую Дарью. — Пожалуйста, можно я сама дохромаю? Могу даже доскакать. На одной ноге. — Под взглядом непонятливого собеседника она добавила: — Что люди подумают?

— А что они подумают? — предсказуемо удивился Поляков.

В его забрале был предусмотрен только один прицел — под его взгляд. О наличии в мире других взглядов его, кажется, просто забыли уведомить.

— Не хотелось бы думать о том, что они подумают.

— Очень глубоко и витиевато, — похвалил директор. — А теперь просто и по-русски, пожалуйста.

— Если бы у меня нога была бы поломана… Ну вы бы тогда скорую вызвали. А так… с чего вам меня на руках носить?

— Тоже мне проблема! Пронести на руках девушку по коридору. Да у нас мужики в очередь бы встали, если бы им кто предложил.

— Я и не предлагаю, — возразила Дарья. — Пожалуйста. Мужчины, может, и встали бы в очередь, только женщины бы завтра об меня языки до дыр сточили. Да и не только женщины.

— М-м, — глубокомысленно промычал на Несветаевой директор. — Если до дыр, то ладно. Хромай… те. Я пока к Елене Викторовне загляну.

И упылил на третьей космической.

Даша неторопливо доковыляла до двери, закрыла кабинет и двинулась в сторону лифта.

В двери кабинки они вошли вместе. Даша даже не успела заметить, когда Поляков к ней присоединился. Только что она стояла одна, следила, как меняются циферки этажей у медленно ползущего вверх агрегата. Двери разъехались в стороны, открывая пустую — в это рабочее время абсолютно пустую! — кабинку. Несветаева развернулась, чтобы нажать кнопку первого этажа, но наткнулась на горячую ладонь шефа.

— Ой, — вскрикнула Дарья от неожиданности.

— Спокойно, Маша. Я — Дубровский, — выдохнул Кощей почти над ухом, и она поёжилась, и стадо мурашек промаршировали по ее спине и рукам.

— Вы меня напугали, — сказала Несветаева, чтобы снять неловкость.

Но Кощей промолчал, и неловкость осталась. Почему-то в просторной кабинке лифта, куда человек двенадцать вместилось запросто, вдвоем с Поляковым Даше стало тесно. Особенно, когда он так смотрел на ее губы. Не стесняясь.

Хотя стеснение и Поляков — две противоположные формы существования материи.

Дарья отвернулась к стеклянной стене.

Поляков подошел ближе.

Не вплотную, хотя Даша через куртку ощущала спиной его тепло. Он уложил свои огромные руки на деревянное перильце с двух сторон от ее рук.

Через стекло к Дарье приближалась площадь. Словно отдавая последнюю дань ушедшей зиме, с неба медленно падали огромные снежинки. Они разбивались об асфальт и растекались по земле влагой.